Легенда дьявольского перекрестка - [26]

Глава тринадцатая

Рассказ нотариуса не смог полностью завладеть Эльзой Келлер, поскольку ее мысли то и дело сбивались, а взгляд сам собой скользил в сторону мужа, мирно посапывавшего на лавке. Она испытывала смущение и досаду, полагая, что предала Хорста, не объяснившись с ним в свое время, не признавшись, а теперь еще и опоив. Впрочем, поведанная Паулем Рейхенштейном история помогла Эльзе немного забыться, отвлечься от терзавших ее сердце чувств. На душе стало спокойнее, самую малость. Но гнетущее волнение вновь накатывало и теперь грозило быть непреодолимым.

Женщина вошла в комнату, которую давно определила за собой в качестве места для ночлега. Судя по отсутствию вещей, застеленной постели и тонкому слою пыли на полу, спальня пустовала достаточно долго.

Усевшись на край кровати, Эльза прикрыла лицо руками и тихо заплакала.

У нее невероятно сильно ныли ноги. Такой боли она еще никогда прежде не переживала и теперь была совершенно уверена, что лекарство старухи ей бы нисколько не помогло. Но эти страдания были самыми меньшими из ее бед.

У Эльзы невыносимо болели спина и низ живота, о чем Хорст не знал и не догадывался. Скрывая то, что ее болезнь усилилась и распространилась, она испытывала немыслимые страдания. Хорст ни в коем случае не должен был увидеть, заметить обострение болезни. Но и в этом, по мнению Эльзы, не заключалась ее самое большое горе.

Главной трагедией для нее было то, что пришлось так несправедливо обойтись с собственным супругом, любимым и единственным близким человеком. Она всерьез опасалась, что Хорст запаникует, его совершенно оправданное беспокойство возьмет верх над здравым смыслом и заставит покинуть трактир, вынудит бежать в метель лишь бы подальше от этого таинственного места. Эльза задумалась, случись такое, смогла бы она сохранить свой мучительный секрет, удержалась бы о того, чтобы рассказать мужу правду о цели их остановки здесь. Нет, не смогла бы. И открывшееся Хорсту, скорее всего, сказалось бы на его решимости не лучшим образом.

Эльза полусидела-полулежала на кровати, откинувшись на невысокую подушку и ожидая спасительного сна, в чьей власти было лишить ее тягостных размышлений и, возможно, подарить встречу с загадочным господином в золотой маске, по научению которого она и оказалась сейчас на брошенном людьми постоялом дворе. Все визиты незнакомца происходили исключительно в ее снах, но в то же время ей было доподлинно известно, что увиденное ею там имело место на самом деле, было абсолютно реально.

В первый раз господин в золотой маске явился к ней три недели назад. Эльза спала, а когда проснулась и открыла глаза, щурясь от яркого солнца, проникавшего в окно, не сразу заметила мужчину в дорогой темного цвета одежде, который наблюдал за ней, сидя в углу. Сделав знак сохранять тишину, он подошел к кровати, и Эльза зажмурилась. Она ощутила теплое прикосновение мягкой руки к своей щеке, и высокий статный господин пожелал ей доброго утра. Он сказал, что не причинит Эльзе зла, и ей нечего опасаться, что на некоторое время он даже лишил ее боли и с горечью должен признаться, что не в состоянии излечить недуг женщины полностью, во всяком случае сейчас.

Хоть Эльза и вправду почувствовала себя лучше, но присутствие в спальне постороннего угнетало. Испугавшись, она крикнула, позвав Хорста. Точнее, хотела крикнуть, ведь из горла донесся только тихий хрип, будто она до этого уже сорвала голос. Оглядевшись, Эльза увидела, что мужа рядом нет: ни в постели, ни в спальне.

- Все это происходит в твоем сне, - успокоил Эльзу господин в золотой маске. - Здесь тебе нечего бояться. Здесь только ты и я, а мир вокруг будет таким, каким мы вместе пожелаем его видеть.

И в следующий миг комната, залитая утренним солнцем, сменилась на зал какого-то дворца, освещенного сотнями ярких свечей в серебряных канделябрах, ведь за окнами был или поздний вечер, или раннее утро. Эльза никогда прежде не видела таких восхитительных роскошных покоев, за которыми следовала череда не менее дивных залов. Ее фантазия, сколь бы богатой она ни была, никогда еще не рисовала ей ничего хотя бы отдаленно похожего. И тут она снова испугалась, вспомнив, что стоит в чепчике и ночной рубашке. Но это было вовсе не так.

На Эльзе было просто потрясающее платье с тонкой и длинной талией, недозволенно глубоким декольте и тугим корсетом, каких она отродясь не носила и не видела. У платья имелась пышная тройная юбка, две из которых заканчивались длинными и тяжелыми шлейфами. Верхняя юбка была декорирована драгоценными камнями, золотыми и серебряными нитями, а вторая, чуть выбивавшаяся снизу и с боков, была обшита изысканными кружевами.

Ожидая увидеть свои натруженные руки и обломанные ногти вполне привычными, Эльза обомлела. Белые, как мел, они выглядели ухоженными.

Однажды, в ходе какого-то не примечательного разговора, Хорст объяснил Эльзе, что фантазия человека всегда ограничена его личным опытом. Никто не в силах выдумать что-то такое, чему не был свидетелем сам, не видел этого, не слышал из чьих-либо подробных рассказов и так далее. Эльза не могла вспомнить, о чем же был тот их разговор, а вот слова мужа сами выплыли из памяти. Те воспоминания в какой-то мере убедили Эльзу в реальности окружавшего ее, ведь сама она ни за что не выдумала бы этого роскошного зала с сиянием сотен свечей, этого платья со шлейфом, мешающим ходить.