— Едут, едут! — донеслись выкрики с дальнего конца площади.
Народ стал расступаться, пропуская отряд стражников в белых тюрбанах, с алебардами в руках. Замешкавшиеся зеваки тут же получали увесистый удар тупым концом оружия, так, что проход был расчищен довольно быстро.
Стражники встали вокруг помоста в несколько рядов. Шестерка рабов принесла паланкин, из которого, кряхтя, выбрался старикашка с желчным морщинистым лицом, одетый в расшитый шелком дорогой халат. В сопровождении писцов и слуги с опахалом он важно прошествовал к своему возвышению и, взгромоздившись на него, неподвижно замер, как коршун. Сходство с пернатым усиливали его крючковатый нос и тюрбан с павлиньим пером.
Через проход, обозначенный в толпе двумя рядами стражников, провели арестованных. Сегодня их было на удивление немного. Несчастных грубо затолкали в клетку из толстых деревянных жердей. Толпа затихла, ожидая начала суда.
— Давай! — махнул рукой судья старшему стражнику.
Вывели первого заключенного и поставили его на колени в двух шагах от судьи. Судя по всему, он был незначительным и совсем небогатым человеком, скорее всего мелким торговцем или ремесленником.
— Читай, — приказал судья.
Стоявший слева от него подручный развернул свиток и зычным голосом, покрывавшим даже непрекращающийся гул толпы, произнес:
— Самид, владелец лавки пряностей. Ударил сборщика податей.
— О, справедливый господин! — возопил несчастный Самид, воздевая руки к судье. — Я ему уже заплатил, а он пришел и сказал, что мало. Но я заплатил все, клянусь тебе!
— Помолчи! — прикрикнул на него другой подручный и два раза огрел его длинной многохвостой плетью.
На спине под белым халатом отчетливо проступили кровавые полосы. Самид замолчал, исподлобья уставившись на судью затравленным взглядом и вздрагивая от боли. Судья немного подумал, пожевав губами, затем обратился к писцу, который примостился рядом:
— Пиши! Двадцать пять плетей, и десять монет в казну. Следующий! — Он опять махнул рукой.
Торговца, не обращая внимания на его стенания, схватили и потащили на помост. Его растянули на досках, сорвали одежду, руки привязали к жердям. Под рев толпы двое палачей стали размеренно хлестать его плетьми. Третий палач стоял рядом и считал удары. Спина несчастного мгновенно оросилась кровью, а отчаянные его крики были слышны даже в самом дальнем углу площади. Тем временем судья так же быстро вынес следующий приговор. Арестованного подхватили и потащили к помосту, который возвышался справа от судьи.
Суд в Султанапуре вершился скоро. Зрителям было уготовлено представление на разные вкусы, и скоро на всех помостах закипела работа. Вопли несчастных смешались с криками зрителей, подбадривающих палачей или наказуемых. Знатоки оценивали искусство мастеров плети, заядлые спорщики заключали пари, сколько продержится та или иная жертва, пока не лишится чувств. Потерявших сознание отливали водой, и наказание продолжалось до тех пор, пока каждый не получал назначенного ему количества ударов.
Когда все помосты оказались заняты, судья потребовал себе вина и сластей. Попивая маленькими глотками из серебряного бокала, он терпеливо ожидал, когда освободится место для экзекуции и можно будет продолжить суд.
— А это кто? — спросил он вполголоса у подручного слева, когда к нему подвели Саудана, Бахтара и двоих солдат из отряда киммерийца.
— Это те, которые опрокинули коляску дяди нашего…
— Не продолжай, понятно, читай дальше, — прервал его судья.
— Четыре моряка с судна «Утренняя звезда». Устроили потасовку в таверне «Ильбарский дракон».
— Откуда вы? — обратился к ним судья.
— Мы из Аграпура, — ответил за всех Саудан.
— Моряки, значит, — тоном, не предвещающим ничего хорошего, проговорил судья. — Пиши, — обратился он к писцу — На пять лет на галеры, гребцами.
Услышав столь суровый приговор за довольно обычное дело, толпа ахнула, на некоторое время даже потеряв интерес к зрелищу, происходившему на помостах.
— Но, уважаемый… — начал, было, Саудан.
— Молчать, сучий потрох! — На спину капитана обрушился удар плети. — Передать их морской страже!
Скрипя колесами, подъехала повозка, в которой осужденных обычно отвозили в порт, чтобы потом переправить на суда, где им предстояло быть гребцами. Стражники, подталкивая Саудана и его товарищей алебардами, повели их к соскочившему с повозки вооруженному человеку в форме офицера туранского флота. Несчастные вздрогнули, увидев приближающегося к ним моряка.
— Четыре человека, вот список. — Стражник протянул моряку свиток.
Офицер подал знак спрыгнувшему с козел матросу, и тот загнал осужденных в клетку, стоявшую на повозке, после чего запер дверь на большой железный замок. Толпа с сочувствием смотрела на арестантов, понимая, что выдержать на галерах пять лет удается не многим, так что судья фактически осудил их на верную смерть. Махнув рукой стражникам, офицер сел рядом с возницей.
— Послушай, — вдруг обратился к нему старший стражник, — что-то я тебя раньше не видел. А почему сам Шарип не приехал?
— Он в море, — отрезал офицер и кивнул вознице: — Поехали!
Стражник почувствовал что-то неладное.
— Стой! — закричал он и, видя, что его призывы повисли в воздухе, обернулся к своим: — Взять их! Измена!