Ледяной - [6]

— Что именно? — удивленно спросила маленькая волчица.

— Когда ты вошла сюда, у тебя в глазу отразилось удивление. Ты увидела, как побелела моя шерсть. Но не только это тебя расстроило. Мне показалось, что я тебе что-то напомнила. Что-то или кого-то, и тебе неприятно об этом вспоминать.

Моргунья была права. С тех пор как они с Фаоланом покинули Темный Лес, Эдме неотступно преследовало видение, в котором напарник представал перед ней призрачным ледяным волком.

— Спрашивать я права не имею, — продолжала Моргунья, — и тебе необязательно всё мне рассказывать. Я только прошу тебя пошире открыть твой мудрый глаз и вглядеться в суть вещей.

Она с трудом подняла лапу и дотронулась ею до своего единственного глаза.

— Порой я называю его внешним глазом, и мне кажется, что он связан с моим внутренним глазом, можно сказать, духом глаза. Вместе они подсказывают мне путь. Именно они руководили мной, когда я беспомощным щенком лежала на тумфро. Я знаю, что тебя посылают на границу — искать волков Кровавого Дозора. Финбар рассказал мне о вашем задании. И я просто советую тебе глядеть не только тем глазом, что снаружи. А теперь иди, тебе нужно отдохнуть.

Моргунья тяжело вздохнула. Разговор лишил ее последних сил. Перед тем как уйти, Эдме склонилась и ткнулась носом в загривок своей наставницы. С ужасом она почувствовала, насколько та исхудала и насколько редок ее подшерсток. Сейчас, когда холод и не думал сменяться теплом, большинство волков сохранили зимний мех, но у Моргуньи подшерсток был совсем тонким, как летом. Эдме подтащила поближе еще одну шкуру карибу и накрыла ею свою подругу. Ей не хотелось ничего говорить. Прощание казалось ей предвестником смерти.

— Не говори «прощай», говори «слаан боладх».

— Слаан боладх? — переспросила Эдме.

— Это слова из древнего языка волков. Они означают «до следующей пахучей метки».

— Слаан боладх, — пробормотала Эдме, повернулась и вышла. Ей действительно нужно было отдохнуть.

* * *

Когда Эдме вернулась в логово, Фаолан уже спал. Она рухнула на шкуру карибу рядом с ним и погрузилась в тяжелый сон. Ей привиделся клубящийся спиралью туман над рекой, которую переходил покрытый инеем древний — призрачный волк, которого она видела в пещере Темного Леса.

— Кто ты? — услышала Эдме свой голос.

— А кто ты? — спросил призрачный волк. — У тебя два глаза, но я вижу только один.

— У меня достаточно глаз, чтобы разглядеть тебя изнутри и увидеть то, что ты знаешь, — ответила Эдме. — Снег тает. Я вижу тебя в другом обличии — в шкуре внутри шкуры.

— Твои слова бессмысленны, — сказал призрачный волк.

Внутренний глаз Эдме моргнул.

— Это не бессмыслица, Фаолан.

Она действительно разглядела больше, чем видел ее внешний глаз. Ветер вздыбил шерсть призрачного волка, волоски превратились в перья — перья с белыми как снег пятнами. Зеленые глаза стали золотистыми.

— Меня зовут не Фаолан.

Внутренний глаз Эдме снова моргнул.

— Ты прав. Тебя зовут не Фаолан.

Эдме как зачарованная наблюдала за странным преображением. Существо перед ней стояло на краю зияющей пастью пещеры; темнота ее неотвратимо манила, словно подбираясь все ближе и ближе.

— Кто я? — в отчаянии спросило существо. А в следующее мгновение пятнистая сова, которая за несколько секунд до этого была покрытым инеем волком, стала растворяться в тени пещеры.

* * *

— Проснись, Эдме! Проснись! Луна уже высоко. Нам нужно отправляться в путь.

Эдме распахнула глаза. Фаолан толкал ее мордой в бок.

Волчица поднялась.

— Ты хорошо спал, Фаолан?

— Да, а ты?

— Да. Крепким сном.

Эдме ничего не помнила из своего сна — совсем ничего.

Глава шестая Какая гадость!

Болотная крачка — единственная из всех птиц в краю Далеко-Далеко, которая прячет яйца под землей. Она откладывает их ранней весной и ждет, когда в луну Мух из них вылупятся птенцы. Но луна Мух пришла и ушла, как ушли и птицы, отложившие яйца. Никто из них не вылупился. Поэтому Сарк-из-Топи не слишком терзалась угрызениями совести, когда решила ими полакомиться.

Добраться до добычи оказалось не так трудно, как представлялось на первый взгляд. Болотистая почва замерзла, но Сарк принесла из своей печи немного углей и разожгла их на том месте, где были зарыты яйца. Как только земля немного прогрелась, она вырыла яму и нашла два яйца.

Несколько часов спустя Сарк-из-Топи сыто вздохнула, мимоходом подумав, что, может, ей не стоило есть эти яйца. «Как будто я и так недостаточно противна», — размышляла она, принюхиваясь к собственному дыханию. Ее беспокойный глаз бешено вращался, словно пытаясь остановить очередное содрогание желудка. Из здорового глаза лились слезы, быстро замерзавшие на морде и свисавшие с челюсти, словно второй ряд клыков. Шерсть, и без того всклокоченная, покрылась сосульками.

Последнее время Сарк не отходила далеко от печи и потому не слишком страдала от холода. Редкие вылазки по окрестностям были непродолжительны — как правило, снег на шкуре даже не успевал превратиться в лед. Но постепенно огонь в очаге слабел: стада крупных животных и вовсе исчезли Люпус знает куда, а их помет был необходим для поддержания пламени.

Сарк взобралась на гребень, с которого всегда обозревала свою Топь, и стала пристально вглядываться вдаль в поисках лосей или карибу. От воспоминаний о мясе в животе у нее заурчало. Подумать только, когда-то она ела настоящее мясо!