Ледяной клинок - [16]

Когда справился с сонливостью, настроение улучшилось. Зашагал быстрее, бодро подумал, что сегодня куда-нибудь удастся выйти. Когда уши поймали далекий, слабый звук, напоминающий приглушенное мяуканье, Олен на мгновение остановился. Прислушался и решил, что среди таких деревьев могут бродить разные мороки. Но звук долетел вновь, в нем прозвучала откровенное страдание.

Олен в детстве не мог терпеть чужих мук. Бросался вынимать занозу из собачьей лапы, затаскивал обратно в гнездо выпавших птенцов. Плакал, когда слышал жалобный голос кошки, у которой утопили котят, не мог смотреть, как режут кур. Над ним смеялись, но он не обращал внимания.

Позже, когда начал ходить на охоту, привык и к крови, и к тому, что иногда надо причинять боль живым существам. Но сейчас что-то дрогнуло в душе, как в пять лет, и Олен без раздумий повернул в ту сторону, откуда доносилось мяуканье.

А через десяток шагов добрался до того, кто его издавал.

У подножия огромного дерева на спине лежал паук. Длинные лапы подергивались, брюхо было распорото, и из него вытекала густая зеленоватая жидкость. А рядом с ним, влипнув боком в паутину, стоял рыжий, необычайно крупный кот с кисточками на ушах и толстым мохнатым хвостом.

При виде человека он зашипел, встопорщил усы, но шипение перешло в жалобный мяв.

– Как уж тебя угораздило? – произнес Олен мягким, успокаивающим голосом, каким всегда разговаривал с животными. – Больно? Ничего, потерпи, сейчас я тебя выпутаю. Ведь ты не будешь кусаться?

Кот не ответил ничего, только моргнул огромными янтарными глазами. Олен взял нож поудобнее и медленно пошел к паутине. Когда заметил, что среди рыжей шерсти посверкивают золотые пряди, а в глазах зверя нет зрачков, по спине побежали холодные мурашки.

Нож коснулся серой нити, кисточки на концах ушей дрогнули. Пушистый хвост, которому позавидовала бы любая лиса, причудливо изогнулся, но кот больше ничем не показал, что обеспокоен.

Все время, что Олен одну за другой перепиливал «веревки» паутины, зверь стоял неподвижно.

– Вот и все, – последняя нить с треском лопнула. – Интересно, что ты за хищник такой?

Кот заурчал, громко и басовито, хвост задрал трубой. Повел мордой и, словно самая обыкновенная домашняя киса, потерся боком о бедро человека. На штанах остались рыжие клочья.

– Это значит – спасибо? – Олен улыбнулся. – А как насчет погладить?

Шерсть на спине зверя оказалась мягкой, словно пух. Кот потерпел некоторое время, потом лег на землю, высунул розовый язык и принялся остервенело вылизывать бок, где остались прилипшие обрывки паутины. Закончив с этим, сел, и выжидательно уставился на человека.

Такой взгляд был Олену хорошо знаком.

– Это я что, тебя еще кормить должен? – спросил он.

– Мяу, – согласился кот.

– А мне что есть прикажешь? – Олен снял со спины мешок, где лежали не пожаренные остатки «зайца». – Ладно, так и быть, поделюсь с тобой. Так, что тут у нас?

– Муррр, – сказал кот, когда на землю перед ним шлепнулась кровоточащая лапка, и впился в нее зубами.

– Откуда ты только взялся? – Олен глядел, как зверь с урчанием обгрызает кости, глотает куски мяса, и почему-то чувствовал себя спокойно и радостно, словно вернулся домой, и все стало как раньше…

Отогнав вызывающие тоску мысли о прошлом, он еще раз погладил зверя по мохнатой спине, вскинул мешок на плечо и пошел прочь. Кот догнал Олена через десяток шагов, глянул укоризненно и пошел рядом, словно натасканная охотничья собака.

На ходу облизывался, лапы мягко ступали по земле.

– Надо же, вот и попутчик обнаружился. Я буду звать тебя Рыжим. Ты как, не против?

Кот, судя по довольной морде, не возражал. Пошевеливал ушами, мягко переступал лапами. Весь день он был где-то рядом, убегал в сторону, ненадолго исчезал в зарослях, но всегда возвращался.

Лишенный солнца небосвод потемнел, между зеленых стволов набухли и выросли тени. Олен выбрал небольшую полянку, снял мешок и принялся ломать ветки для костра. Рыжий улегся на бок, демонстрируя поросшее более светлым мехом пузо. Стоило огню разгореться, он поднялся, зевнул, сверкнул глазищами и исчез в чаще.

– На охоту пошел, – рассудил Олен, насаживая на вертел из ветки остатки мяса. – Ничего, жрать захочет – обратно придет.

Тьма сгустилась, но кот не вернулся. Олен затушил костер, чтобы не привлекать ночных тварей, улегся на кучу наломанных веток и закрыл глаза. Когда проснулся, кота рядом не было, но около кострища лежал утыканный иглами заяц с аккуратной дыркой на горле.

Тушка оказалась еще теплой.

– С ума сойти, клянусь Селитой, – Олен огляделся, но никаких следов хвостатого приятеля не заметил, – спасибо, если ты меня слышишь.

Привычными движениями ободрал шкуру, вырезал внутренности и разделал тушку. Самые мягкие части пожарил на костре и съел, остальное убрал в мешок. Повесив его на спину, пустился в путь. Лес вскоре поредел, между деревьев стали попадаться торчащие из земли каменные глыбы.

Многие из них выглядели обтесанными, выпирали правильными углами и ровными гранями, словно над ними потрудилась рука разумного существа. На других меж сизых пятен мха чернели непонятные знаки, иногда даже картинки. Третьи имели сложную форму, напоминая искореженные пирамиды.