Ледяной клад. Журавли улетают на юг - [27]
И тогда Михаил захохотал. Спроси — он и сам не смог бы объяснить, почему вдруг вырвался у него этот ненужный и нелепый хохот. Было так: будто в груди лежал какой-то тяжкий, колющий комок, а теперь он взорвался и расходится легкими светлыми лучами. И все, что он испытал вместе с Феней за стенами этого дома в черной морозной ночи, обжигающей своим едким чадом, ему представилось уже веселым, смешным, а не страшным.
— Ух, и потеха была! — сказал он, переводя дыхание и опять нет-нет да и взрываясь коротким хохотом. — Х-ха, ха-ха! Ух, и потеха была, когда мы двое по тайге — х-ха-ха-ха! — на одних лыжах… Пойдет-пойдет Федосья — и хлоп на бок или носом вперед… Х-ха-ха-ха, как куклу, потом на лыжах волоку ее за собой…
Его стали расспрашивать, как все это случилось, какая беда свела их вместе ночью в тайге и в такой мороз. Баженова тем временем выставляла на стол остатки ужина. Михаил жадно хватал все подряд, глотал, почти не прожевывая, и крупный его кадык, казалось, был готов прорвать тесный ворот рубашки. Отвечал на вопросы он отрывисто и с явным пренебрежением ко всей этой истории, но отвечал честно, говорил обо всем так, как было. Только трижды повторенный Феней уход из их дома он изобразил как простой каприз девушки, как никому не понятную глупую выходку. И здесь Михаил не кривил душой, в этом он сам был твердо уверен, он прикидывал все на свой аршин и знал, что он бы так, как Феня, уж конечно, никогда бы не сделал.
Баженова слушала недоверчиво. Цагеридзе морщился.
— Да я понимаю, девушки на такие штуки способны. Могут. — И вдруг спросил Михаила в упор: — А скажи: чем ты эту обидел? Прямо скажи, без вывертов.
Михаил на миг словно окаменел. Потом гордо поднялся из-за стола.
— Ага! Я обидел? Так на это я и вовсе отвечать вам не стану. Некогда мне, домой пора. Отоспится она — с ней поговорите.
Он взял со скамейки свой полушубок и стал одеваться. Баженова подбежала к нему.
— Уходишь?! Да ты в уме! После такого… И снова в ночь…
Цагеридзе пристукнул кулаком по столу, крикнул тоном приказа:
— Назад! А ну, сейчас же снять полушубок! Ге-рой!
Михаил посмотрел на него через плечо, свистнул:
— Фью! Направо марш! Смирно-о! Не выйдет. Отслужил я действительную. И мягко рукой отстранил Баженову. — Что, замерзну, думаешь? Не бойся! С Федосьей не замерз, а одного Мишку и вовсе сам черт не возьмет.
Он с нарочитой развязностью широко распахнул дверь и громко захлопнул ее за собой.
7
Утро наступило еще более морозное, чем прошедшая ночь. Не обогрело и к полудню. По-прежнему сеялись сверху мелкие льдистые блестки куржака, мерцали радужными огоньками. Как догорающие факелы, тускло светились в небе сразу три солнца — два ложных и одно настоящее. Таежные дали терялись в серой мгле. Ингутский перевал едва обозначался нерезкой, волнистой линией.
Зябко кутаясь в доху, Цагеридзе стоял на высоком крутом берегу Читаута. Река в изломанных пирамидах торосов, узкий длинный остров посреди нее в заросли густых тальников, мохнатых от инея, — все было завеяно, засыпано плотными сугробами снега.
Откосы берега, хотя и очень крутые, казались все же удобными для того, чтобы спуститься напрямую, без дороги, к реке. Цагеридзе потыкал палкой в хрусткую корочку снега, спросил стоящих рядом с ним Баженову и бухгалтера Василия Петровича.
— Можно туда? К миллиону.
Баженова сдернула рукавичку, подула в кулак.
— Что вы! Здесь? Никак нельзя.
Василий Петрович пнул ногой короткий обрубок бревна. Он, кувыркаясь, покатился вниз.
— Ежели этак вот, почему же нельзя? Ступай себе. Только зачем?
— Посмотреть, — сказал Цагеридзе.
— Посмотреть!.. Хрен один. Видимость одинакая. Что отсюдова, что и тама.
Голос у него был жесткий, резкий, говорил он отрывисто, коротко, словно диктовал распоряжение машинистке. Баженова поспешила смягчить слова бухгалтера. Объяснила:
— Крутизна. Осыпи сильные. Под снегом гальку не видно, а чуть ступи все поползет. Ну и там-то, внизу, действительно тоже ничего не поймете, все бревна с головой в лед вморожены, а поверху, сами глядите, вон какие сугробы наметаны.
— Да, но как же, не разобравшись заранее, где и что, мы станем спасать этот лес? — возразил Цагеридзе.
Василий Петрович передернул плечами, и неподвязанные наушники большой, собачьего меха шапки зашевелились, как крылья у птицы, готовящейся взлететь. Крупные обветренные губы дернулись в презрительной усмешке.
— Не спасать, а списать, — продиктовал он. И вдруг фыркнул, давясь коротким смехом: — Разница — буквочка! Одна только. Стоимость буквочки «и» мильён, буквочки «а» — два мильёна. Потому как в спасение надо вложить еще мильён. А все получится холера одна — весной унесет в море. Ну-тка! Еще глядеть будете? У меня крестец простуженный, мороз — стоять здесь не могу более.
Он повернулся и пошел к поселку, шмыгая большими подшитыми валенками, горбя спину, туго обтянутую ватной стеганкой. Вокруг шеи у него хомутом круглился толстенный, домашней вязки шерстяной шарф, весь, как и стеганка, в белых льдистых иголочках.
— Как все это нужно понимать, Мария? — спросил Цагеридзе, глядя вслед Василию Петровичу. Тот шел, прибавляя шагу, размахивая длинными руками в шубных рукавицах. — Вы можете мне объяснить?
В глухом таежном поселке, в страшную метельную ночь столкнулись сын погибшего на царской каторге политического ссыльного четырнадцатилетний Тимофей, его ровесник Виктор, сын адвоката, и сестра Виктора Людмила. В эту ночь все они остаются сиротами: от руки карателя погибает мать Тимофея, стреляется отец Виктора и Людмилы,... Как сложатся их судьбы?.. Ненависть к классовым врагам поведет Тимофея с боями до Тихого океана. За рубежи родины забросит Виктора. Непростой путь будет и у Людмилы.Философский камень в романе известного российского писателя — это не мифический минерал, который искали древние алхимики, алчущие золота, а вера в человека, в его несгибаемость и нравственную силу.
Повести, вошедшие в настоящую книгу, связаны между собой: в них действуют одни и те же герои. В «Горном ветре» молодой матрос-речник Костя Барбин, только еще вступает на самостоятельный жизненный путь. Горячий и честный, он подпадает под влияние ловкача Ильи Шахворостова и совершает серьезные ошибки. Его поправляют товарищи по работе. Рядом с Костей и подруга его детства Маша Терскова.В повести «Не отдавай королеву» Костя Барбин, уже кессонщик, предстает человеком твердой воли. Маша Терскова теперь его жена.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Вашему вниманию предлагается книга Сергея Сартакова «Каменный фундамент».В повести «Каменный фундамент» рассказывается о молодом сибиряке Алексее Худоногове, охотнике, поступившем рабочим на лесозавод и навсегда полюбившем свою новую профессию. Алексей был участником Великой Отечественной войны, вступил в партию. Смекалистый, инициативный, не терпящий разболтанности и безответственности, он стал душой рабочего коллектива.Его жена Катюша делит с ним все горести и радости, в самых тяжелых жизненных испытаниях сохраняя мужество и веру в победу добра.
Николай Цагеридзе, человек горячий, «южный», наделенный большой энергией и сердцем, не привык отступать и точно знает, что ему делать на таёжной реке Читауте. Здесь, в запани, остались «зимовать» двадцать восемь тысяч кубометров прекрасного леса. Словом, во льду оказался миллион… «Моя бабушка всю жизнь искала клад, копала лопатой землю под старыми стенами. Она не знала, что клады встречаются и во льду. Такой клад достался ее внуку…»Николай ведет бой за ледяной клад со всей страстью и целеустремленностью, на которые способен, но удастся ли ему повести за собой разуверившихся людей, вдохновить их на подвиг и отвоевать у стихии ее добычу?..
Читателю хорошо известны книги лауреата Государственной премии СССР Сергея Сартакова: «Барбинские повести», «Хребты Саянские», «Ледяной клад», «Философский камень». Его новый роман посвящен соратникам В. И. Ленина, которые вместе с ним боролись за создание большевистской партии, готовили победу Октября в России. Одним из них был Иосиф Федорович Дубровинский, профессиональный революционер, человек несгибаемой воли, беспредельно преданный делу революции. Роман широко и ярко воссоздает историческую обстановку в России на рубеже XIX–XX столетий.
Книга рассказов, героями которых являются наши современники, труженики городов и сел.
Тевье Ген — известный еврейский писатель. Его сборник «Наши времена» состоит из одноименного романа «Наши времена», ранее опубликованного под названием «Стальной ручей». В настоящем издании роман дополнен новой частью, завершающей это многоплановое произведение. В сборник вошли две повести — «Срочная телеграмма» и «Родственники», а также ряд рассказов, посвященных, как и все его творчество, нашим современникам.
Бурятский писатель с любовью рассказывает о родном крае, его людях, прошлом и настоящем Бурятии, поднимая важные моральные и экономические проблемы, встающие перед его земляками сегодня.
Новый роман-трилогия «Любовь и память» посвящен студентам и преподавателям университета, героически сражавшимся на фронтах Великой Отечественной войны и участвовавшим в мирном созидательном труде. Роман во многом автобиографичен, написан достоверно и поэтично.
Нынче уже не секрет — трагедии случались не только в далеких тридцатых годах, запомнившихся жестокими репрессиями, они были и значительно позже — в шестидесятых, семидесятых… О том, как непросто складывались судьбы многих героев, живших и работавших именно в это время, обозначенное в народе «застойным», и рассказывается в книге «В полдень, на Белых прудах». Но романы донецкого писателя В. Логачева не только о жизненных перипетиях, они еще воспринимаются и как призыв к добру, терпимости, разуму, к нравственному очищению человека. Читатель встретится как со знакомыми героями по «Излукам», так и с новыми персонажами.
Русский солдат нигде не пропадет! Занесла ратная судьба во Францию — и воевать будет с честью, и в мирной жизни в грязь лицом не ударит!