Ледяной город - [6]

Парень и девушка выглядели как студенты (они и оказались студентами Университета Санта-Крус — третьего и четвертого курсов).

Девушка болтала:

— И вот она мне говорит: «Простите, но вы задеваете меня вашими волосами». А я сказала: «Извините», потому что всегда так говорю, это уже рефлекс, никак от этого не избавиться, даже когда и правда извиняюсь, говорю: «Извините». Я пригладила волосы, а через пять минут она хлопает меня по плечу: «Вы опять меня волосами задеваете». Так, как будто я нарочно вывожу ее из себя. Я уже не слышу музыку, я думаю, как мне быть с моими волосами. А ведь у меня не то чтобы громадная шевелюра.

— Может, просто непричесанная, — заметил парень, который читал газету, доедая одновременно свой тост с яйцом. Возможно, у него и вовсе не было волос, хотя из-за банданы сказать было затруднительно. — Может, ты просто растрепа.

— Не понимаю. — Девушка посмотрела на Риму. — Разве у меня такая громадная шевелюра?

— Нет, — ответила Рима.

Волосы у девушки и в самом деле были ярко-рыжими, исключая несколько розовых прядей у самого лица, но не как морковка, а, скорее, как клубничный десерт «Джелл-О». На ней были камуфляжные штаны, но при таких вызывающего вида волосах камуфляж казался бессмысленным. Хотя, может быть, девушка не хотела привлекать внимание к своим ногам? Тогда шевелюра служила отвлекающим средством. Но громадной ее никто не назвал бы.

— Вот видишь? — обратилась она к парню, затем повернула голову к Риме. — А вы, должно быть, Рима. Меня зовут Скорч. Я выгуливаю собак по утрам и вынимаю почту. А это Коди, он считает себя моим бойфрендом. Аддисон сказала, чтобы вы брали себе на завтрак все, что найдете. Она оставила вам записку. Она сейчас в студии и под страхом смерти запретила ее беспокоить. Хотите тост? Мы тут наготовили их на целый полк. А откуда вы знаете Аддисон?

— Она моя крестная.

Скорч помолчала, переваривая в уме сказанное.

— А у меня нет крестной, — заявила она расстроенно, словно крестные были у всех, кроме нее. — В моей семье это как-то не принято.

— Если хотите чай, есть кипяток, — вставил Коди, не поднимая головы от газеты.

— Извините, — сказала Скорч. — Совсем забыла! Чайник на плите, чай вон там. — Она показала на окно над раковиной. На подоконнике лежало несколько коробок, втиснутых между горшками с папоротником и плющом. Рима подошла поближе.

Кто-то в доме был большим любителем чая. Здесь имелись фруктовые чаи, зеленые чаи, черные чаи; очищающие чаи и укрепляющие чаи; чаи, которые освежали голову и способствовали отдыху; чаи для достижения долголетия, чаи для праздников, чаи для медитации.

Мудрость, богатство, здоровье или счастье? Какое чудовище могло бы заставить человека выбрать что-то одно? Рима вернулась к столу и принялась за тост.

Одна из такс села у ее ног. То была Беркли, самка, хотя Рима этого не знала. Беркли смотрела на нее до невозможности коричневыми глазами, вздыхая так, словно была тайно влюблена в Риму. Казалось, она даже не замечала тост, разве что едва заметно мигала, когда Рима подносила тот ко рту и клала обратно.

Но как только Скорч принялась собирать свои вещи — рюкзак, плащ, ключи от машины, — Беркли утратила к Риме всякий интерес и направилась, с безнадежным видом виляя хвостом, к дверям, где уже ждал Стэнфорд. Скорч опустилась на колени, чтобы попрощаться с собаками, и те осели на пол, словно сдутые шарики. Рима даже не предполагала, что они могут уменьшиться.

— Не смотрите на меня так. Извините. Я скоро вернусь, — успокоила их Скорч, затем обратилась к Риме: — Скажите Аддисон, что пришло письмо для Максвелла Лейна. Обычный мусор. Он может завести кредитку или что-то в этом роде. Оно на столе у входа вместе с остальной почтой.

— Его снова показывают, — сказал Коди. — Тот сериал восьмидесятых, где он с такими усами.

Внезапно Скорч болезненно закашлялась.

— Горло меня погубит. — Она потерла глаза. — Похоже, я простудилась.

— Все мы умрем от птичьего гриппа, — заявил Коди и, встряхнув газету, сложил ее. — Мне пора на занятия.

(2)

Стол, за которым завтракали, стоял в нише, выходившей окнами в сад. Листья смоковниц прижимались к стеклу, точно ладони; по столу были разбросаны солнечные пятна, плавившие масло. В углу имелся встроенный шкаф с фарфоровой посудой на полке, внизу помещался кукольный домик для романа «Пойло»: человек в смокинге лежал посреди атриума, приконченный неоткрытой бутылкой брюта. Рима вспомнила: именно тот факт, что бутылка не была открыта, и позволил распутать дело. А может, это было где-то у Агаты Кристи или Элизабет Джордж.[12]

Посуда была расписана маками — такая некогда использовалась в вагоне-ресторане поезда на железной дороге Санта-Фе. Рима задумалась: откуда ей это известно? Она непонятно откуда знала множество вещей — вероятно, из давно забытых разговоров, книг, школьных уроков, телевизора и благодаря решению кроссвордов. Как и ее мать, Рима была верной поклонницей кроссвордов в «Нейшн» и в результате основательно изучила жаргон времен Второй мировой, особенно британский.

Она посмотрела на газету, оставленную Коди. То был тонкий, по-журнальному сброшюрованный еженедельник под названием «Гуд таймс», где сообщалось об аресте пятидесяти одного человека на Хеллоуин: двух за поножовщину и еще скольких-то (количество не уточнялось) — за мочеиспускание в общественном месте. Если верить газете, ситуация заметно улучшилась по сравнению с прошлым годом.