Ледяное царство - [2]

«Я что, в солярии? Как ослепительно светит лампа! Не дает открыть глаз…»

Эрвин попробовал разлепить веки, и тут же застонал от боли. Кажется, этот пухлый северянин с узкими глазами надавал ему по полной программе.

— Эрвин Рама? — требовательно спросил хриплый, посаженный частым курением голос.

— Да, — не открывая глаз, пробормотал Эрвин.

— Что вы делали на сборище тайного братства?

— Никакое оно не тайное, — предпринимая новую попытку разлепить веки, нехотя пробормотал он. — Мы — законное меньшинство.

— Законное меньшинство не устраивает терактов, — резко нажал тот же голос.

— Какие еще теракты? — искренне удивился Эрвин.

Ему удалось наконец открыть глаза. Если бы не свет мощной лампы, то рассмотреть пожелтевшее лицо, изъеденное морщинами, было бы легче. Под мясистым, в сизых прожилках носом — густые усы того же пепельного цвета, что и табак, в который они, судя по всему, окунаются не один раз на дню.

— Ты кто? — не особенно церемонясь, спросил Эрвин у этого носа.

— Полковник Бартош, служба городской безопасности, — смачно пошевелив усами, ответил хозяин носа. — А это — мой помощник, лейтенант Ильмо Мякинен.

Только теперь, прищурив глаза, Эрвин заметил, что за спиной полковника противно осклабился тот самый розовощекий спецназовец с синими, как голый лед, и такими же холодными глазами.

— Послушай, сынок, я не стану ходить вокруг да около, — ласково заговорил пожилой полковник. — Либо ты во всем признаешься, и тогда будет не больно. Либо ты запираешься. Тогда пойдешь по делу главным обвиняемым и отправишься рубить лед за внешний обвод. И обещаю: горячего чая тебе там никто не подаст.

Эрвин судорожно расхохотался и заявил, нахально щурясь в бьющий свет лампы:

— Сознаюсь во всех смертных грехах. Сознаюсь в рукоблудии, срамных мыслях, похоти и чревоугодии. Каюсь в том, что поглядываю с вожделением на легкомысленно одетых горожанок. И еще каюсь, что мечтаю залепить горяченькую прямо в одну гадкую рожу с усами. А больше мне каяться не в чем. Видит Ледяной царь — других преступлений на совести нет.

Полковник преспокойно проглотил замечание насчет рожи с усами и вцепился в последние слова:

— Вот-вот, насчет Ледяного царя — поподробней!

— Ледяной царь свирепствует на земле уже три сотни лет, — с готовностью поддержал разговор Эрвин. — Океаны промерзли и покрылись коркой льда, суша исчезла под снежным покровом. Не осталось места, где цвели бы растения или пробивались из-под снега деревья. Вы, лохи, можете называть это глобальным оледенением, но мы, сыновья льда, называем это приходом Морозного Государя. Лохи до сих пор не опомнились и не поняли, что они натворили. Они так и будут вымерзать в последнем городе на земле, пока Ледяной Царь не придет и не ударит Посохом Севера. Тогда не останется никого, кроме Избранной тысячи.

— И кто войдет в эту тысячу? — с интересом спросил лейтенант Мякинен, выглядывая из-за спины сгорбившегося полковника Бартоша.

— Те, кто верит в Царя и славит его появление, — уверенно заявил Эрвин.

Он почти перестал щуриться — одни только карие зрачки его глаз оставались маленькими, как две точки.

— Да его зазомбировали! — посмотрев на полковника, проговорил лейтенант. — Такую ахинею может нести только зомби.

— Обыкновенная деструктивная секта, — спокойно возразил полковник, достал портсигар и неторопливо закурил, щелкнув маленькой зажигалкой.

В нос Эрвину медленно заполз резкий запах отвратительного табачного дыма.

— Кто останется жив — тот и прав, — снисходительно пояснил он. — Ресурсов на всех не хватает. Подземные вулканы скоро иссякнут, их вялое извержение прекратится, и термостанция перестанет давать тепло. Тогда последний город на земле погрузится во мрак, и все десять миллионов его обитателей превратятся в ледышки. За исключением избранной тысячи, которая сядет одесную Морозного трона.

— Они реально опасны, — сказал Мякинен, уворачиваясь от струйки дыма, выпущенной полковником. — С такими убеждениями они способны на все.

— Откуда ты знаешь, что иссякают вулканы? — неторопливо спросил Бартош.

— Я работаю охранником на термостанции.

— Все адепты этого странного культа почему-то сосредоточились вокруг станции, — заметил полковник. — Тенденция налицо. Кто командует Братством?

— А вот этого вам нипочем не узнать! — расхохотался Эрвин. — Пророк Ледяного Царя — святой человек. Он повел нас к надежде. Предать его — значит предать свою веру.

— Веру во что? — не выдержав, заорал розовощекий лейтенант. — В то, что ты сможешь жить на морозе без тепла и еды? Спать в снегу при минус сорока градусах?

— Ледяной царь спасет своих верных детей, — уверенно проговорил Эрвин.

— А что будет с оставшимися десятью миллионами? — спросил Бартош.

— Они не хотят верить с нами. Они сами выбрали морозную смерть, — мстительно заявил Эрвин.

— И вы решили приблизить их смерть, заложив под термальную станцию бомбу? — спросил полковник.

Он задал этот вопрос таким невинным тоном, как будто спрашивал, прошел ли надоедливый насморк у его любимого племянника.

— А вот этого ты не выдумывай! — мгновенно теряя самообладание, закричал Эрвин. — Нечего на нас напраслину возводить. Я охраняю термальную станцию и даю слово, что с ней ничего не случится до тех пор, пока последний поток лавы не уйдет на глубину.