Ледяная тюрьма - [16]

Первым делом, когда твердь заколебалась, он подумал, что заряд взорвался и осколки угодили ему в лицо, стало быть, он или уже умер или умирает. Но когда толчок повторился, до него дошло, что это скорее всего даже не землетрясение: просто под толщей льда ходят ходуном приливные волны, порожденные, несомненно, подземным толчком.

Когда накатила третья ударная волна, белый свет вокруг Харри затрещал и заскрипел так, будто бы пробудилось от долгого летаргического сна какое-то доисторическое существо и, обнаружив себя заключенным в ледовом узилище, стало рваться на волю. Харри вдруг понял, что завис или, лучше сказать, прилепился к верхушке круто уходящего вниз откоса. Только чудо да еще инерция удерживали его тело на глади, лишенной каких-то шероховатостей, за которые можно было бы зацепиться. В любое мгновение он может сорваться, точнее, соскользнуть по ледяной горке на дно пропасти, увлекая за собой недавнюю опору — снегоход, который скорее всего обрушится на него сверху.

Откуда-то, пробиваясь сквозь ночь и ветер, доходили трески крушащегося и перемалывающегося льда: мир, казалось, такой незыблемый, давал знать этими зловещими воплями о своем несогласии с тем, что ему приходится разламываться на куски. На мгновение рев этот стал невыносимо громким, прозвучав совсем рядом, и Харри оцепенел, ожидая еще худшего.

Потом, так же внезапно, как и появился — на все про все ушла едва ли минута, — весь этот ужас исчез, улетучился. Ледяная равнина, дрогнув, осела, снова став ровной — и неподвижной — твердью.

Рита наконец решила, что убежала достаточно далеко, чтобы не бояться лавины, в которую в любое мгновение мог обратиться гребень тороса. Остановившись, она повернулась к лагерю. Никто за ней не бежал. Франц, похоже, так и не вылезал из иглу.

Здоровенный кусок барического гребня величиной с хороший грузовик с кряканьем оторвался от ледяной гряды и с завораживающим изяществом стал опускаться вниз. Ухнув в самое восточное иглу, глыба уничтожила не только домик, который, к счастью, был нежилым, но и былое сходство временного лагеря с полумесяцем. Надувной чум под обрушившейся на него тяжестью лопнул, словно детский шарик.

— Франц!

Стала крошиться, а потом валиться на лагерь куда более обширная часть гребня. Ледяные полотнища, шпили, балки, кругляки, горбыли падали на лагерь, разлетаясь по нему холодной шрапнелью. Лавина сплющила иглу, стоявшее посередине былого полумесяца, опрокинула один снегоход, сместила западное иглу, ударив в его стенку так, что распахнулась дверь, та самая, из которой так до сих пор и не показался Франц. Наконец, ледяной поток рассыпался на тысячи холодных брызг, сверкнувших, как ливень искр или падающих звезд.

Ей опять было шесть лет, и она кричала, пока не перехватило горло, — и вдруг перестала понимать, Франца или же своих родителей она зовет на помощь.

А Франц тем временем выкарабкался из погибшего нейлонового шатра, как раз в тот момент, когда кругом бушевал ледяной потоп. Он стал пробиваться в ту самую сторону, куда убежала Рита. Ядра и снаряды изо льда разрывались слева и справа, но его спасали ловкость все потерявшего и потому бегущего без оглядки погорельца и быстрота, рождающаяся из ужаса. Он спешил, но держался ради собственной безопасности позади лавины.

Как только гребень тороса успокоился и перестал ронять вниз огромные глыбы, Рита не только не успокоилась, но, наоборот, вспомнив о Харри, представила его себе как наяву, затерянного где-то в жестокой черно-белой ночи, быть может, изнемогающего под гнетом ледового монолита. Ноги у нее подкосились, но не оттого, что ледник опять заходил ходуном. Сама мысль, что она может навеки потерять Харри, отнимала последние силы. Она даже и не пыталась сохранить равновесие, а просто села на лед. Ее всю трясло, и с этим ничего нельзя было поделать.

* * *

Одни только снежные хлопья были в непрерывном движении, возникая из мрака на западе и исчезая во мрак на востоке. Одно нарушало тишину: суровый голос ветра, выводившего погребальную песнь.

Харри оперся на снегоход и встал на ноги. Сердце в груди грохотало так, словно решило пробить ребра и выбраться на свободу. Он пошевелил языком, стараясь набрать хоть немного слюны, чтобы, проглотив ее, хоть как-то смочить и смягчить пересохшую глотку. Страх иссушил его, не хуже чем порыв жаркого суховея из Сахары. Когда ему все же удалось перевести дух и как-то восстановить дыхание, он первым делом прочистил защитные очки, а потом огляделся вокруг.

Пит Джонсон помогал Клоду подняться. Ноги у француза болтались как резиновые, но он явно не покалечился. А у Пита слабость в коленках бывала гостем крайне редким — он, похоже, не только казался, но и на самом деле был несокрушим. Каждая клеточка его существа, похоже, была неуязвима.

Оба снегохода выглядели целыми и невредимыми. Лучи фар уходили в далекий и широкий простор полярной ночи. Однако смотреть было почти не на что — только взбаламученное море волнующегося на ветру снега.

Надпочечники поработали на славу — адреналина в крови хватало, ощущался даже явный его избыток. Харри очень скоро опять вернулся в детство — только юнец мог так пылать возбуждением от еще недавней опасности, обернувшейся теперь весельем, пьянящей радостью: он выжил.