Ледовый рейс - [5]
Стоит Саня один на палубе. Чудно ему. Привык: раз плаванье — значит, лето. А тут судно на воде, а вокруг лед и подмораживает.
Затихли голоса в каюте Анатолия. Прошел к себе Виктор. На льду под кормой погас светлый овал. Темно. Только по одному огню на каждой мачте светится да рой звезд разлетелся по ночному небу.
Впервые во льдах
Саня поднялся по гулкому трапу из сумрачного кубрика и зажмурился. Солнце-то какое. И небо чистое-чистое, будто прополосканное в бледной синьке.
Прошел на ходовой мостик. Плавный изгиб берегов. Ширь — разлив с далекими сахарными кромками. Над темной водой клубится холодный пар. Впереди — сплошное ледяное поле.
Вот оно надвинулось вплотную. Нетронутое — ровное, припорошенное снегом. Лишь посередине прошла заметная полоса и оборвалась близко у горизонта, где дымит буксирное судно. Рядом с ним видны силуэты больших барж. Здесь уже проходил ледокол «Кама» и провел первый караван. Но морозной ночью смерзлась дорожка. Накрепко спаяло разворошенные льдины.
На «сотке» у Мешкова самый сильный и быстроходный двигатель. Вчера он, как заправский флагман, все время шел впереди. А тут что-то отстал.
СТ-250 пришлось первой врезаться в лед. Сразу заскрежетало вдоль бортов. Вздыбились перед носом льдины. От ударов загремели якоря в клюзах. Самоходка нагружена сполна, сидит низко. Лед торосится, ползет почти вровень с палубой. Поднимается льдина — сверху белая, снизу голубая, изъеденная водой, зубастая. Хватит железный борт, раскрошит зубы, зашипит, заурчит и ухнет вниз, под днище.
Часто приходилось давать задний ход и врезаться с разгона. Но льдины все плотнее смыкались за кормой, как будто и не проходили здесь самоходки. Вот уже возле бортов не видно ни одной полыньи. Куда ни глянь — болят глаза от блескучего снежного поля. Как ни гоняли, ни мучали дизель, не продвинулись ни на шаг. Остановились.
Кажется, солнце полыхает жарко, а со льда веет таким холодом, заставляет так ежиться — ни дать ни взять ясный февральский день в поле. Не хватает только заснеженных скирд, поющих телеграфных столбов да лошади, запряженной в сани. В диковинку Сане среди зимнего белого безмолвия темные суда с яркими красно-синими вымпелами на мачтах.
Саня красит верх надстройки. Поднимет голову, посмотрит на сверкающий лед и опять водит кистью.
Молчалива неподвижная самоходка. Звенящая тишина вокруг. Только слышно, как хищно кричат и ссорятся, собирая выброшенные с судов объедки, жирные чайки.
«У-у! Заладили!» Не любит капитан СТ-250 эту птицу! Прожорливая, драчливая, суматошная. Тут и без нее на душе неспокойно.
Первый раз ведет Юрий судно сквозь льды. Анатолий, правда, в этом деле поднаторел, идет в четвертый раз. Все, кажется, в порядке, но Юрий волнуется. Ледокола не видно. С первыми судами, вероятно, еще не распутался. А караван растянулся — последних и не видно за поворотом. Успеет ли ледокол засветло вывести всех?
— «Кама»! «Кама» идет! — закричал вдруг Саня и, стоя на тенте перед рубкой, махнул малярной кистью туда, где густо дымил буксир.
Юрий и вправду увидел там еще одно судно, с низким широким корпусом. Ледокол! Вот он ближе, ближе. Гулом машин, грохотом льда разогнал тишину. Прошелся возле беспомощных самоходок, оставив за собой вспаханное ледяное поле. И дальше, дальше, к кромке льда, встречать новые грузовые транспорты.
Теперь по пробитой дорожке можно идти дальше.
Юрий резко крутанул штурвал вправо. Сзади во всю мощь своего двигателя настигала «сотка».
«Чего он вдруг, сдурел? — подумал Юрий. — Видно, и впрямь мужик с закавыкой».
А СТ-100 быстро пошла впереди, погнала винтами мощную струю воды, отбрасывая лед назад. А тому деться некуда, с обеих сторон дорожки — прочные кромки. Льдины грудятся, прессуются в пробки. Вскоре в одну из таких пробок и вклинилась СТ-250. Дали задний ход, кое-как выбрались. Попробовал было Юрий еще раз сунуться вперед — не пускает.
Мешков со своей самоходкой уже далеко. Суда, идущие сзади, отстали. «Кама» вернется нескоро. Время, драгоценное время не хочется терять. Лишний час хода в день — десяток пройденных километров. Второй день пути на исходе. За кормой и сотни километров нет. Задерживает суда цепкий лед. А весна движется без помех. Она катится, неугомонная, с юга на север, плавит снега, распускает почки, греет землю, гонит вешние воды по рекам в море. И надо торопиться на север вслед за весной. Быстрей, быстрей!
Юрий дал задний ход, спятил самоходку. Нашел ответвление от основной дорожки, свернул влево и пошел в обход пробки. Тут ледокол крутился возле буксирного парохода, наследил густо.
Натужно, медленно идет самоходка извилистым следом. Задний ход, разгон. Заухает лед, забулькает, переворачиваясь в воде. Метров тридцать позади. Снова задний ход… Однообразно и настойчиво. Вперед, вперед — на главную дорогу.
Юрий сам за штурвалом. Сам крутит маховичок, дает задний ход, полный. Взопрел. На практиканта-рулевого надежда еще плоха. На чистой воде — другое дело. Пусть пока стоит рядом, приглядывается.
А Саня не может понять: чего капитан торопится, судно бьет? Неужели нельзя подождать «Каму»? И зачем вообще гнать суда, когда лед стоит по всему водохранилищу?
