Ледовые пираты - [29]

— Ингвар и Бьор, — помог ему пожилой чужестранец.

Джустиниано кивнул.

— Они вдвоем спасли мою дочь, оказавшуюся в очень опасном положении. Я благодарю их, а также выражаю благодарность Бонусу из Маламокко. Если бы он в нужный момент не появился во дворце с этими людьми, моя дочь оказалась бы в руках ночных преступников.

Бонус вышел к возвышению и опустился на колени. Рука дожа легла на его головной убор.

— Бонус, — сказал он, — я вам не доверял. Это было ошибкой. Без вас и ваших людей Мательда сейчас, наверное, была бы или мертва, или похищена и продана в рабство. Вы заслужили мою благосклонность. И ваши люди, конечно же, тоже.

Бонус в милости у ее отца?! Мательда сжала свои маленькие кулаки, и в ее левой руке хрустнули украденные пергаменты.

— А будет ли он и впредь в твоей милости, если я скажу, что меня преследовал его брат Рустико? — не сдержалась Мательда.

Маламокко вскочил на ноги столь резко, что дож, державший руку на его голове, невольно смахнул его шапку.

— Ложь вам не поможет, Мательда, — сказал Бонус, исполненный пафоса. — Ваш отец мудрый правитель. Если вы ставите под сомнение его благосклонность, то, видимо, сомневаетесь и в его разумности. Вы это хотите здесь продемонстрировать?

Взгляд, брошенный на нее отцом, был исполнен гнева. Мательда не могла поверить своим глазам, увидев, как Джустиниано наклонился, поднял головной убор Бонуса и отдал ему. Мир перевернулся с ног на голову, и сама она оказалась подвешенной ногами к потолку.

— Но это правда! — воскликнула она. — Я была в кабинете Рустико. С его племянником. — Детали она надеялась опустить. — Я слышала, как Рустико сказал, что хочет передать Риво Альто и все другие города лагуны византийскому императору!

Трибуны что-то забормотали. Бонус наигранно рассмеялся:

— Ах, как трогательно! Ребенок хочет завоевать внимание своего отца. Правда, у него слишком много фантазий, как мне кажется.

Мательда подняла руку с бумагами вверх:

— Вот доказательства. Эти документы лежали на столе Маламокко. На них стоит его знак.

— Ты обокрала Рустико из Маламокко? — спросил ее отец, беспомощно опустив руки.

Другие трибуны уставились на Мательду испепеляющими злобными взглядами.

— Это его личная переписка. С ее помощью мы можем обезвредить его. Он планирует избавиться от тебя, отец. — Она старалась, чтобы ее слова звучали храбро, однако голос предательски дрожал.

Джустиниано побледнел. Бонус подошел к ней и протянул руку:

— Отдайте мне эти бумаги. Они не имеют к вам никакого отношения.

Мательда отпрянула назад. Дрожащими руками она развернула одно из писем и не менее дрожащим голосом громко прочитала: «Благородному Прискусу для информации. Ваша поставка двадцати отрезов испанской кожи и пятидесяти свитков пергамента получена нами. Как всегда, хорошего качества. Прилагаем оплату».

Она уронила бесполезную писанину на пол, отступила на шаг от Бонуса и стала зачитывать следующий свиток, на этот раз быстрее, чтобы успеть, пока у нее не отобрали то, ради чего она пошла на такие жертвы.

Ну должно же хоть где-то, хоть в одной строчке содержаться доказательство заговора братьев Маламокко против городов лагуны!

«Тридцать бочек рыбного соуса и пятикратное количество тмина», — зачитывала она одно за другим, с каждым разом все тише и тише.

«Тысяча фунтов инжира, миндаля и оливок. Павлиньи перья из Тироса. Золотые фазаны…»

«Когда я вспоминаю последнюю ночь в твоих объятьях, у меня по щекам ручьем льются слезы…»

И только она собралась открыть последний свиток, как Бонус вырвал его у нее из рук.

— Достаточно! — крикнул он. — Это личные письма моего брата.

Мательда кусала губы, слезы сами собой навернулись на глаза. Ползая у ее ног, Бонус собирал разбросанные свитки пергамента и папируса, тут же становящиеся в его руках символом ее девичьей глупости и потери уважения к ней, а значит, к отцу и всей их семье.

— Ты слегка не в себе от событий прошлой ночи, детка, — услышала она голос отца. — Нельзя было приводить тебя сюда. Иди в свою комнату и отдохни.

Но нет, не на ту напали! Мательду нужно было скрутить, связать, засунуть кляп в рот — только в таком состоянии она могла позволить закрыть себя в комнате в то время, когда братья Маламокко продолжали плести свою паутину вокруг ее отца!

Оставалась только одна возможность доказать, что Рустико покушался на ее жизнь и хотел предать Риво Альто…

Мательда резко обернулась к чужестранцам:

— Вы видели, кто напал на меня ночью? Расскажите моему отцу, как выглядели эти два преступника!

Великан, которого звали Бьором, задумался. А когда собрался говорить, пожилой чужестранец положил руку ему на плечо и сказал что-то на непонятном языке.

Бьор посмотрел на Мательду и, потупив взор, словно извиняясь, промямлил:

— Ну… было слишком темно… я не знаю…

Теперь наступила очередь Мательды опустить руки.

— Но они… — Она попятилась. — Собирались убить меня… Рустико и Элиас… Я-то знаю.

Решимость, бурлившая в ее душе, просто рвалась из нее, как кровь из ран побежденного воина. Разве это она сеет здесь смуту?! Разве это она, а не шайка высокопоставленных проходимцев и предателей подвергает опасности ее отца?! Пусть думают что хотят! Но Рустико в зарослях бузины у стен дворца угрожал ей смертью, и она не забудет это никогда.