Ледовые пираты - [101]

— Да, — признал он, — дитя Александра Великого сильно выросло. — А чего еще может желать себе отец…

— Наверное, вечной жизни своим потомкам, и чтобы они жили счастливо, — ответила Кахина.

— У тебя есть дети? — решил спросить Альрик. До этого он как-то не думал, что королева амазигов может быть еще и матерью.

Вместо ответа она тут же исчезла за углом башни. Когда же Альрик догнал ее, она стояла на краю узкой площадки, и носки ее обуви находились над пропастью. Альрик испугался за нее, но тут обнаружил, что Кахина обеими руками держится за одну из опор. В мерцающем свете огня над их головами он увидел ее улыбку. Но счастье на лице королевы было вызвано не его появлением. Взгляд Кахины летел сквозь фиолетовую египетскую ночь, над крышами и огнями города. Глядя на это великолепие, Альрик стал понимать желание Кахины привести его на самую верхушку башни.

Перед ними до самого горизонта простиралась пустыня, холмы и долины которой очерчивал свет луны, огромной, словно изъязвленной пятнами оспы. Воздух был так чист, что виднелись даже четкие очертания гор далеко на западе.

— А вон там, похоже, меньше домов и дорог, — указал на них Альрик. — Твое королевство кажется более крепким, чем город у наших ног. Александр Великий позавидовал бы тебе.

Кахина благодарно рассмеялась:

— Он завоевал бы мое царство, сделал бы меня рабыней и правил бы сам. Он был мужчиной.

Теперь уже Альрик взял Кахину за руку. Так осторожно, как только позволяли его мышцы моряка, он отвел ее от края к северной стороне башни.

Едва они свернули за угол, как почувствовали порыв ветра. Кахина развязала ленты на своих волосах, и они, взволновавшись на ветру, упали на лицо Альрика, переплетаясь с его волосами.

— Этезийские ветры. — Этот шепот Кахины Альрик услышал даже сквозь шум ветра. — Они любят эту пустыню.

А еще под ними лежало море, так же освещенное луной, как и пустыня, и так же простиравшееся до горизонта. Только его «холмы», «долины» и «ущелья» находились в постоянном движении. Альрик повернул голову. На этой стороне — океан из песка, терпеливо пропускающего через себя течение времени. А на той — наоборот, море в своем вечном движении боролось против времени. Чей же принцип сильнее? Этот вопрос поверг Альрика в глубокое раздумье.

— А ты, я смотрю, никогда ни с кем не делишься своими мыслями? — произнесла Кахина.

Альрик повернулся к ней. Несмотря на разницу в росте, все же из них двоих она была выше по положению.

— Но не словами, — сказал Альрик.

Он провел рукой по ее шелковистой коже и, как никогда раньше, почувствовал огромное желание, чтобы к нему вернулись недостающие пальцы.

Бербер встал перед своей женой, защищая ее. Обеими руками он держал какой-то до смешного маленький кинжал. Увидев этот выпад, Якуб только хмыкнул. Без стрел и луков жители пустыни были беспомощны, словно гусеницы в муравейнике, полном голодных муравьев. Поэтому он даже не стал выманивать берберов на открытую битву в пустыне, а решил пробиться внутрь их укрытия в пещере. Правда, при попытке взобраться на скалу погибло немало его людей, но Якуб учел и это: любой камень, каким бы твердым он ни был, уступит постоянному давлению воды.

Люди пустыни сопротивлялись отчаянно. Появление Бонуса уже было сигналом тревоги для них. Но вместо того чтобы сразу же отступить, они предпочли спрятаться внутри скалы, и это было их смертельной ошибкой. Теперь вокруг укрытия амазигов образовался круг, состоявший из сотни трупов. Песок пил кровь, пустынные животные нажрались доcыта, Якуб же, человек без отца, стоя прямо в сердце укрытия берберов, лишь хладнокровно подсчитывал удары, наносимые своим войском, да жертвы противника.

Пол пещеры был укрыт телами и обрубками тел. Стоны и крики раненых эхом отражались от стен, а скала блестела от брызг пролитой крови. Старая берберка с лицом, коричневым и сморщенным, словно грецкий орех, встала между молодой парой и острием сабли Якуба. И он убил ее двумя ударами. А затем подобрался к молодому человеку. Кинжал в руке бербера дрожал, Якуб ожидал, что он вот-вот упадет на пол. За его спиной стояла красивая женщина. Ее лицо, искаженное ужасом, сохранило следы почти поблекших красноватых орнаментов. Якуб решил, что лично проверит, обладает ли она нужными качествами, чтобы служить для удовольствия халифа, — если, конечно, Божественный когда-нибудь войдет в этот затхлый город Александрию.

С отчаянием в голосе бербер что-то кричал обращенному в мусульманство еврею. После первого взмаха сабли Якуба руки вместе с кинжалом упали на землю, после второго за ними последовало и тело мужчины. Красноватый орнамент на лице его жены был забрызган кровью.

— Якуб, господин! — донесся до Якуба голос одного из его людей. Этот человек держался на безопасном расстоянии — как каждый воин, он знал, что приближение к бойцу во время битвы может оказаться смертельным, даже если тот на твоей стороне. — Большинство берберов мертвы! — крикнул араб. Его одежда свисала клочьями, из многочисленных мелких ран сочилась кровь. — Нам удалось взять в плен примерно дюжину, большинство сражались до самой смерти.