Ледовое побоище в зеркале эпохи - [65]
Вместе с тем современные исследователи утверждают, что на начальной стадии существования ливонской немецкой колонии осознание конфессиональных различий не проявлялось ни среди католиков, ни среди православных. В любом случае оно не оставило заметного следа ни в немецкой хронистике, ни в русском летописании[522]. Что же касается русско-немецких пограничных конфликтов, то начались они спустя более чем полвека после появления немцев в Ливонии и имели исключительно политическую направленность.
Та изначальная сдержанность, которую представители римско-католической церкви проявляли в отношении православных, полностью соответствовала генеральной линии церковной политики, разработанной волею папы Иннокентия III (1198–1216) на IV Латеранском соборе (1215). Эта ассамблея имела для католической церкви исключительно важное значение: ею были утверждены основы канонического права, разработана и принята комплексная программа реформ, направленных на укрепление церковной организации и на борьбу с ересями, провозглашен Пятый крестовый поход и т. д.[523] В булле от 19 апреля 1215 года, провозглашавшей «граду и миру» о созыве церковного собора, папа четко обозначил его задачи: «Я решил созвать Вселенский собор, который искоренил бы пороки, насадил добродетели, исправил ошибки, преобразовал нравы, уничтожил ереси, укрепил веру, прекратил раздоры, водворил мир, оградил свободу, привлек к священной войне христианских князей и народы и, наконец, издал бы мудрые уставы для высшего и низшего духовенства»[524].
Неординарность ассамблеи подчеркивал состав ее участников. Судя по списку, обнаруженному в 1905 году в Цюрихской библиотеке А. Люшером, на ней присутствовали 412 епископов и среди них православные патриархи Иерусалима, Константинополя, Антиохии и Александрии[525]. Основной акцент был сделан на необходимости освобождения Святой Земли, благодаря чему души христиан смогут обрести вечное блаженство в раю. Насущная необходимость в организации нового крестового похода на Ближний Восток предопределялась тем, что после Четвертого крестового похода и уничтожения Византийской империи исчез барьер, который отделял страны католической Европы от зоны «мусульманской экспансии», что в дальнейшем могло привести — и в конечном итоге привело, — к военному натиску с Востока. Укрепление единства христианского мира и расширение его пространственных границ должны были предотвратить подобную угрозу, а успех нового крестового похода в помощь «восточным христианам» призван был отодвинуть опасный рубеж подальше от Европы.
Эта стратегия во многом предопределила характер отношений католического епископата к православному духовенству и, в частности, сохранение за православными патриархами довольно широкой автономии при условии их обязательного подчинения Папскому Престолу. В пункте 5 соборных постановлений, озаглавленном «О достоинстве патриархов», говорится следующее: «Возобновляя древние привилегии для патриарших престолов с одобрения Святого Вселенского собора мы постановляем, чтобы после Римской Церкви, которая после Бога занимает первое место над другими институтами власти, как подобает матери и наставнице всех христиан, пусть Константинопольская патриархия стоит на первом месте, Александрийская — на втором, Антиохийская — на третьем, а Иерусалимская — на четвертом, сохраняя каждое свое достоинство таким образом, чтобы после получения их главами от римского понтифика паллиума, который служит отличием, обозначающим полноту епископской власти, гарантией его верности и клятвой повиновения. они сами могли бы вручать паллиум своим сторонникам, принимая от них канонический обет в свой адрес и залог повиновения в адрес Римской Церкви»[526].
Это решение, как и все прочие постановления IV Латеранского собора, имело не декларативный, а прагматический характер. Вместе с тем оно основывалось на опыте общения Рима с православными церквями Балкан и Ближнего Востока, вынужденных в силу объективных обстоятельств признавать свою зависимость от папы, и не учитывало всего комплекса проблем, связанных с русским православием. В Риме полагали, что раз русская Церковь зависит от Константинополя, то ее покорность Святому Престолу не только желательно, но и возможно. Руководствуясь такими представлениями, католическая церковь после завершения работы IV Латеранского собора активизировала свою деятельность на Руси. В 1222 году был основан католический монастырь в Киеве; по замыслу папы Гонория III, ему надлежало стать центром русской католической «миссии», которая должна была осуществиться исключительно мирным путем[527].
Такая установка была дана и католическому духовенству в Ливонии. В 1225 году папский легат Вильгельм Моденский, которого папа уполномочил навести порядок в молодой ливонской церкви, лично встретился в Риге с русскими послами, которые произвели на него очень приятное впечатление
