Ледолом - [208]
Передо мной реально и в воображении существовали два разных человека, несоединимые, несовместимые. И я не пытался воссоздать из них единое целое — контрасты оказались непреодолимы.
Признаюсь, очень не хотелось расставаться даже на две недели с полюбившимся сборником, на дерматиновой верхней обложке которой наклеена гравюра на бумажном прямоугольничке в две почтовые марки величиной: на белом весеннем фоне печалились поникшие чёрные берёзки… Это что-то мне напоминало и было близко.
Мне весьма по душе пришлись эти печальные тонкие деревца, и подтаявшие в ростепель сугробы, и чёрная раскисшая дорога, ведущая в дальнюю-дальнюю даль. Тоска. Слякоть. Словно срубленные гигантским серпом, укороченные верхушки берёз… Они напоминали о короткой жизни поэта. И весь этот пейзажик я воспринял как жизнь самого автора чудесных, музыкальных стихотворений, только что открытых мною, — мир, существовавший когда-то без меня. Неспроста, хотя и интуитивно, я не принял «залоговые» деньги — они, сколько бы их ни было, не могли восполнить стоимость книги — она для меня оставалась бесценной.
Игорёшке, единственному, посетовал об отдаче, хотя и на время, книги Арончику. Признался: смалодушничал. Что он мне мог сделать, если б ему отказал? Да ничего!
— А вдруг отдаст? — успокоил меня друг. — Он из тех, кто слов на ветер не бросает.
Такая надежда теплилась и во мне.
С великим нетерпением ждал я возвращения книги, не забывая о ней хотя бы на день.
Я уже упоминал выше, что из всех знакомых свободских ребят только мы с Игорем стали собирать домашние библиотечки. К этому времени у меня в выпрошенных у мамы ящиках старинных, ещё бабушкиных, шкафов скопилось уже несколько десятков брошюрок и книг, среди которых имелись ставшие любимыми: «Гаргантюа и Пантагрюэль» Рабле, «Похождения бравого солдата Швейка» Гашека, «Дон Кихот» Сервантеса, четыре огромных тома «Жизни животных» Брема; жемчужина коллекции — пять фолиантов дореволюционного издания «Истории русского искусства» Грабаря (опять же списанных из библиотечного фонда, к великому удивлению моему), роскошных, три из них — с золочёными образами, они сами являли собой произведения книжного искусства — всё, от шрифта до чудесных иллюстраций. У кого, какого варвара, рука поднялась отправить в макулатуру высочайшие образцы подлинного русского книжного искусства? Я был счастлив, приобретя их у того же Яшпана. Дядя Миша, вероятно, имел какое-то отношение к той странной комиссии, и часть обречённого на уничтожение «материала» попадала не в кучи списанного хлама, а к нему, после и тем, кто становился счастливыми от подобных приобретений. Кстати сказать, отношение к книге как к произведению искусства впоследствии сыграло в моей жизни роковую, чуть не погубившую меня «шутку». Но до этого момента, когда свердловский следователь А. Торопов состряпал «со-товарищи» нелепое уголовное «дело», оно ещё немыслимо много времени, больше трёх десятилетий, висело надо мной, как топор на ниточке, но это отдельный сюжет, поэтому сей печальный факт в рассказ не включаю — после расскажу.
А сейчас я с жадностью поглощал том за томом Горького, Флобера, Мопассана, Доде и множество произведений других интереснейших писателей, оставивших глубокий, неизгладимый след в моём мироощущении и познании психологии человека.
Дядя Миша явно симпатизировал мне — он и сам, уверен, был запойным книгочеем. И верил в мою искреннюю заинтересованность кладом знаний, оставляя книги именно для меня, ждал, пока не расплачусь. Под честное слово, что никому не покажу, он недорого продал мне забавные «Одесские рассказы» расстрелянного чекистами прекрасного писателя («враг народа»?!) Бабеля. Оказывается, за небольшую книжечку из нескольких рассказов могли лишить жизни человека! Мне не верилось, что такое зверство могло случиться, и в то же время я не мог не доверять Яшпану! Это какая-то страшная, чудовищная ошибка!
Все деньги, зарабатываемые мною, кроме тех, что отдавал маме на житьё, тратились на книги.
И всё приобретённое являлось моей личной собственностью. Это значило, что в любой момент я мог выдвинуть книжный ящик шкафа и взять в руки любимую книгу и, как в детской библиотеке, «утонуть» в ней. Такого момента я ждал с вожделением и немало бед натворил по-домашнему хозяйству: то чайник выкипит до дна, то картошка сгорит на сковороде, да ещё мало ли чего! Читая книгу, я забывал обо всём. «Отключался» целиком.
Но зато я открывал и осваивал огромный, необъятный мир прекрасного, мир знаний. И, «проглатывая» книгу за книгой, наполнялся радостью познания мира прошлого, настоящего и будущего. Каждый день дарил мне бесценные сокровища книжных кладовых.
Очередная прочитанная книга не только утоляла на время жажду почерпнуть неизведанное, новое, но оставляла неизгладимый отпечаток в моей душе, в моём существе. Персонажи книг становились спутниками, друзьями, советниками, теми, на кого я желал походить поступками, жизнью.
Ещё в детской библиотеке, которую перестал посещать после ухода в коммуну, у меня отпала надобность пользоваться ею — свои, личные, не успевал осваивать. Но я не мог забыть то, с чем познакомила меня детская библиотека. Они, художественные образы, объединились в несколько групп: развлекательные («Приключения капитана Врунгеля», «Похождения барона Мюнхгаузена»), познавательные («Рассказы о Шерлоке Холмсе», например), о природе («Жизнь животных» Альфреда Брема, Житков, Рябинин и другие), приключенческие — героические («Три мушкетера», «Граф Монте-Кристо» Дюма и прочие), исторические («Гулящие люди», «Разин Степан» Чапыгина и подобные книги), поэзия (Пушкин, особенно нравились Лермонтов, Некрасов). Почти все перечисленные книги теперь имелись в моей домашней библиотеке, так что скучать не приходилось и во время приездов в гости домой. Связь с домом налаживалась.
Рассказы второго издания сборника, как и подготовленного к изданию первого тома трилогии «Ледолом», объединены одним центральным персонажем и хронологически продолжают повествование о его жизни, на сей раз — в тюрьме и концлагерях, куда он ввергнут по воле рабовладельческого социалистического режима. Автор правдиво и откровенно, без лакировки и подрумянки действительности блатной романтикой, повествует о трудных, порой мучительных, почти невыносимых условиях существования в неволе, о борьбе за выживание и возвращение, как ему думалось, к нормальной свободной жизни, о важности сохранения в себе положительных человеческих качеств, по сути — о воспитании характера.Второй том рассказов продолжает тему предшествующего — о скитаниях автора по советским концлагерям, о становлении и возмужании его характера, об опасностях и трудностях подневольного существования и сопротивлении персонажа силам зла и несправедливости, о его стремлении вновь обрести свободу.
От издателяРоман «Семья Машбер» написан в традиции литературной эпопеи. Дер Нистер прослеживает судьбу большой семьи, вплетая нить повествования в исторический контекст. Это дает писателю возможность рассказать о жизни самых разных слоев общества — от нищих и голодных бродяг до крупных банкиров и предпринимателей, от ремесленников до хитрых ростовщиков, от тюремных заключенных до хасидов. Непростые, изломанные судьбы персонажей романа — трагический отзвук сложного исторического периода, в котором укоренен творческий путь Дер Нистера.
Мухаммед Диб — крупнейший современный алжирский писатель, автор многих романов и новелл, получивших широкое международное признание.В романах «Кто помнит о море», «Пляска смерти», «Бог в стране варваров», «Повелитель охоты», автор затрагивает острые проблемы современной жизни как в странах, освободившихся от колониализма, так и в странах капиталистического Запада.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
ОЛЛИ (ВЯЙНО АЛЬБЕРТ НУОРТЕВА) — OLLI (VAJNO ALBERT NUORTEVA) (1889–1967).Финский писатель. Имя Олли широко известно в Скандинавских странах как автора многочисленных коротких рассказов, фельетонов и юморесок. Был редактором ряда газет и периодических изданий, составителем сборников пьес и фельетонов. В 1960 г. ему присуждена почетная премия Финского культурного фонда.Публикуемый рассказ взят из первого тома избранных произведений Олли («Valitut Tekoset». Helsinki, Otava, 1964).
Ф. Дюрренматт — классик швейцарской литературы (род. В 1921 г.), выдающийся художник слова, один из крупнейших драматургов XX века. Его комедии и детективные романы известны широкому кругу советских читателей.В своих романах, повестях и рассказах он тяготеет к притчево-философскому осмыслению мира, к беспощадно точному анализу его состояния.
Памфлет раскрывает одну из запретных страниц жизни советской молодежной суперэлиты — студентов Института международных отношений. Герой памфлета проходит путь от невинного лукавства — через ловушки институтской политической жандармерии — до полной потери моральных критериев… Автор рисует теневые стороны жизни советских дипломатов, посольских колоний, спекуляцию, склоки, интриги, доносы. Развенчивает миф о социальной справедливости в СССР и равенстве перед законом. Разоблачает лицемерие, коррупцию и двойную мораль в высших эшелонах партгосаппарата.