«Ледокол» для Наполеона - [10]

Таким образом, исторические факты свидетельствуют, что все действия императора Александра I в 1805–1807 гг. были вызваны не пресловутой «завистью» к Наполеону и не «маниакальным желанием» воинской славы, которые ему приписывают, а пониманием особой опасности Наполеона и стоящих за ним сил для христианской Европы и человечества в целом.

Император Александр уже тогда был преисполнен осознанием особой миссии России, которую он выразил гораздо позже, в 1820 г., в письме к княгине С. С. Мещерской: «Мы заняты здесь важнейшей заботой, но и труднейшей также. Дело идёт об изыскании средств против владычества зла, распространяющегося с быстротою при помощи всех тайных сил, которыми владеет сатанинский дух, управляющий ими. Это средство, которое мы ищем, находится, увы, вне наших слабых человеческих сил. Один только Спаситель может доставить это средство Своим Божественным словом. Воззовём же к Нему от всей полноты, от всей глубины наших сердец, да сподобит Он послать Духа Своего Святого на нас и направит нас по угодному Ему пути, который один только может привести нас ко спасению»[83].

По Высочайшей инициативе Святейший Синод в декабре 1806 г. выступил с обращением к пастве. О. Соколов пишет с издёвкой об этом обращении и утверждает, что в нём Наполеон был «предан анафеме и назван Антихристом»[84]. В который раз автор являет рудименты советской историографии с её вопиющей безграмотностью. Синод мог предать анафеме только человека, отпавшего от православной Церкви, а Наполеон к ней никогда не принадлежал. Не соответствует также действительности и объявление Наполеона антихристом. Последний будет, как известно из Священного Писания, одно определённое лицо. Поэтому Синод мог назвать Бонапарта только «предтечей Антихриста», но даже этого нет в его обращении: «Неистовый враг мира и благословенной тишины, Наполеон Бонапарте, самовластно присвоивший себе царственный венец Франции и силою оружия, а более коварством распространивший власть свою на многие соседственные с нею государства, опустошивший мечом и пламенем их грады и сёлы, дерзает в исступлении злобы своей угрожать свыше покровительствуемой России вторжением в её пределы… и потрясением православной Грекороссийской Церкви во всей чистоте её и святости…»[85].

Конечно, православная Церковь, как, впрочем, и католическая, объявляла Наполеона выразителем и ставленником сил зла. Император Александр в 1805–1807 гг. безрезультатно пытался донести это до монархов Европы. Однако встретив с их стороны узконациональный эгоизм и нежелание воевать за общие интересы, более того — их готовность подчиниться агрессору, царь решил воспользоваться стремлением Наполеона к передышке и заключил с ним мир. При этом Александр I понимал, что этот мир является именно «передышкой» и что ненасытная алчность Наполеона к завоеваниям неминуемо приведёт его к войне с Россией. Однако О. Соколов утверждает обратное: «Задачей Наполеона было заключение союза с Россией навсегда; Александр лишь старался добиться временного мира, или, как модно было говорить в советской историографии, „мирной передышки“, чтобы затем с новыми силами и новыми союзниками обрушиться на того, кого он считал личным врагом»[86].

Этим утверждением О. Соколов подводит нас к главной теме своей работы о превентивном характере для Наполеона его войны с Россией в 1812 г.

Ложь о «превентивном ударе», или как Наполеон «оборонялся» до Москвы

Для того чтобы понять, кто являлся инициатором войны 1812 г., необходимо проанализировать международную обстановку в преддверии войны, а также возможности и планы сторон. Заключив с Александром! мир в Тильзите, Наполеон не скрывал своего торжества: опасность с Востока исчезла, и теперь он мог заняться окончательным установлением своего господства в Европе. Русский историк Д. И. Ефимов отмечал, что «Наполеону нужен был союз с Россией, чтобы беспрепятственно осуществлять свои планы на Западе. Александр I останавливал вредные для России замыслы Наполеона»[87]. Исследования Ефимова весьма любопытны, так как он пользовался подлинниками донесений Александру I графа А. И. Чернышёва и других представителей русской разведки. Ефимов писал: «Император Александр I предугадал истинное значение Тильзитского мира для Франции и России. Он понял, что Тильзитский мир в глазах Наполеона был только перемирием. В словах Наполеона: „Разделим мир“ он увидел только одно искушение, хитрую уловку»[88]. Наполеон думал, что он настолько обаял царя, что отныне он будет верным орудием его политики. Сам же государь делал всё, чтобы Наполеон именно так и думал. Он писал своей сестре, великой княгине Екатерине Павловне: «Бонапарт считает, что я дурачок ну что ж, смеётся тот, кто смеётся последним. Все мои надежды на Бога»[89]. Александр I решил максимально воспользоваться предоставленной передышкой, чтобы, используя отвлечённость Наполеона делами в Европе, укрепить безопасность империи. Первое, что ему удалось добиться от Наполеона, это сохранение, пусть и сильно урезанного, Прусского королевства, которое французский император первоначально собирался уничтожить и включить в состав своей империи. Сохранение независимой Пруссии позволяло использовать её как плацдарм в случае начала нового противостояния с Францией.