Ледобой - [18]

Ел Безрод на заднем дворе с рабами и обслугой, от которых за версту несло навозом. Ел нарочито медленно, чтобы сторожа в бешенство вошли. А те менялись так часто, что даже лиц их Сивый не запоминал.

Как-то на узкой дорожке едва не лоб в лоб столкнулся с верховным ворожцом. Поздоровался и спросил.

– Ты-то чего влез? Ведь никто я тебе. С князем в спор вошел.

– Поживешь с мое – поймешь. А князя твоего еще в отроках порол. Нужда встанет, и теперь выпорю, – лениво бросил Стюжень, обошел да исчез по своей надобности.

Вечером на третий день Перегуж подозвал Безрода и объявил:

– Вот что, сердешный, двоих я к тебе приставил, от дела оторвал, непорядок это. Как-никак, полуночник идет. С завтрашнего дня ты с нами. Уже и мешок для тебя набили. Посечен или нет – меня не касается. Понял?

Безрод только ухмыльнулся, а Перегуж поежился. Странные глаза у Сивого. Как ясно на небе – так и синие, а как пасмурно – серые.

– А мешок для меня кто снаряжал?

– Рядяша. А что?

– Да ничего.

Перегуж проводил Безрода с улыбкой. Поначалу воевода боялся, как бы горячие головы чудить не начали, не устроили Сивому темную, холку не намяли. Но то ли брезговали, то ли не оставалось лишних сил – только клали голову в изголовье, уже спали да похрапывали.

Ночью Безрод уснул поздно. Ворочался на голом тесе и все понять не мог, для чего князь бережет приговоренного. Для чего кормит, поит, скучать не дает? Ни с чем и уснул. Скатка в голове, меч на хранение Стюжень забрал.

Утром проснулся незадолго до побудки. Не спеша поднялся, огладил мятую рубаху и, выходя во двор, столкнулся с Долгачом – воеводой пришлых, соловейских. Его была очередь выводить дружинных на разминку. Проводили друг друга внимательным взглядом. Долгач ощерился в усы и вошел в избу, Безрод, ухмыляясь, взлохматил неровно стриженые лохмы и сошел по ступеням.

Бежал до Вороньей Головы тяжело. Будто жидкий огонь влили в жилы. Все казалось – только прыгни в море, вода зашипит и взовьется паром. Из ран потекло. К Вороньей Голове прибежал последним. Вои к тому времени все были на месте. А как расхватали свои мешки, да как увидел Безрод то «чудовище», что в ожидании притаилось под кустом, сердце в пятки ушло. Стиснув зубы, взвалил на плечи неподъемный мешок. Сразу потекло из раны на шее, и не сказать, что мир сделался светлее. Сивый лишь мрачно подумал, что никогда не заживут укусы мечей и копья. Никогда. Остается или умереть под этим мешком, или добежать. Да что добежать, дойти бы…

В голове шумело, рубаха вымокла потом пополам с кровью, губы искусал. Все чудилось – перекрутило нутро будто тетиву, вот-вот лопнет, и вон дух. А если сердце не лопнет, ноги подломятся. И рубаха теперь не пойми какого цвета, не то багровая, не то просто черная.

Половина дружинных уже плыла к противоположному берегу, блаженно загребая под себя прохладу, другая половина только сбрасывала мешки наземь, когда из-за сопки, шатаясь, будто пьяный, показался смертник. Начали было ржать, но Долгач, прикрикнув, осек. Дыхание, мол, берегите, остолопы, плыть еще. На обрыве никого не осталось, кроме Долгача, когда уже не бегом, а шагом, да и не шагом, а стариковским шорканьем приколченожил Безрод. Бросил мешок наземь, пал ничком и глухо, в бороду захрипел. Не двигался и только хватал воздух ртом, сколько мог, и все мало было. Долгач, подозрительно щурясь, окатил Безрода удивленным взглядом. Еще утром человек был как человек. А теперь на лице резко проступили скулы, кожа натянулась, шрамы стали резче, глаза потемнели, будто грозовое небо. Сивый, качаясь, поднялся, и стоял, пока не прошло головокружение. Долгач бросил быстрый взгляд на море. Нет, не плыть ему самому сегодня. Скоро мо лодцы начнут возвращаться, а этот все дышит и надышаться не может. А когда седой да худой шагнул к обрыву, соловейский воевода удивился так, как никогда не удивлялся. Хотел было остановить Безрода, но чтобы не пустить того в море, пришлось бы насмерть бить – серые глаза стали просто бешены.

– Не ходи. Потонешь, – остерег воевода.

– Не твоя печаль, – просипел Безрод, и в груди его свистело и клокотало.

– Рубаху-то хоть сними.

Княжий подсудимец промолчал. Не прыгнул с обрыва, а просто неуклюже свалился и ушел под воду с громким всплеском. Долгач, перегнувшись над невысоким обрывом, все искал внизу сивый, прилизанный ко лбу чуб. Наконец выдохнул с облегчением. Не приведите боги, пришлось бы отвечать за смертника. Безрод всплыл на поверхность, будто топляк. Полежал на спине и сделал слабый гребок, потом еще, еще…

Словно дружина Морского Хозяина, парни друг за другом выходили на берег, как на подбор, крепкие, блестящие, будто лущеные ядра. Отряхиваясь, отпуская сальные остроты, рыскали по берегу – искали свои рубахи по вышивкам на вороте.

– А что, храбрецы, не проплывал ли кто мимо?

На вопрос Долгача бойцы грянули смехом так, что чайки разом поднялись со скал.

– Да несло что-то волнами навстречу, а что – не понять. Разве только… по запаху!

Дружинные, как один, дались всеобщему сумасшествию и, держась за животы, покатились по гальке. Лишь Долгач не смеялся. Кусая ус, оглядывал смешливое воинство и качал головой.