Леди в озере. Худой человек. Выстрел из темноты - [18]

Паттон сунул бутылку в карман на левом бедре и откинул доску в стойке. С внутренней стороны стеклянной двери прикрепил записку. Когда мы вышли, я глянул на нее. Там было написано: «Буду через двадцать минут».

— Я поеду за доктором Холлисом, — сказал Паттон, — а потом вернусь за тобой. Это твоя машина?

— Да.

— Когда я поеду обратно, ты езжай за мной.

Он залез в машину, оснащенную сиреной, двумя красными фонарями, двумя противотуманными фарами, красной и белой пожарными тарелками, сигнальным рожком на крыше, тремя топорами, двумя мотками толстого каната, а в дополнение ко всему этому — огнетушителем на заднем сиденье, запасными канистрами с бензином, маслом и водой, укрепленными на подножке, а также запасным колесом, привязанным сзади. Из-под обивки сидений торчали клочья грязной ваты, на облупившейся краске лежал слой пыли толщиной в полдюйма.

На ветровом стекле, в левом углу, была прикреплена картонка, на которой заглавными буквами было напечатано:

«ВНИМАНИЕ, ИЗБИРАТЕЛИ! ОСТАВИМ ДЖИМА ПАТТОНА КОНСТЕБЛЕМ. ОН СЛИШКОМ СТАР, ЧТОБЫ ХОДИТЬ НА РАБОТУ».

Паттон развернул машину и помчался по улице, поднимая клубы белой пыли.

8

Остановился он напротив железнодорожного склада перед большим каркасным зданием. Вошел туда и вскоре вернулся с мужчиной, который сел на заднее сиденье, туда, где лежали топор и канаты. Служебная машина проехала мимо меня, я тронулся вслед. Мы выехали на дорогу, запруженную народом, и стали продираться сквозь брюки и шорты, вязаные французские матроски и завязанные узлом цветастые платки, сквозь шишкообразные колени и алые губы. За поселком въехали на пыльный холм и остановились у какого-то дома. Паттон нажал разок на сирену, и на пороге дома появился мужчина в Синем вылинявшем комбинезоне.

— Давай, Энди. Дело есть.

Человек в синем комбинезоне хмуро кивнул и скрылся за дверью. Вышел он в шлеме для львиной охоты серого устричного цвета и занял место за рулем, которое ему уступил Паттон. Мужчине было лет тридцать: темноволосый, стройный, наружность — как у коренного местного обитателя — грязноватая и недокормленная.

Мы двинулись по направлению к Малому Оленьему озеру, и по дороге я наглотался столько пыли, что вполне мог бы выпечь партию пирожков из грязи. У решетчатых ворот Паттон вылез, пропустил машины, и мы поехали дальше. У озера Паттон опять вылез из машины, подошел к воде и посмотрел на небольшой причал. Прямо на настиле, обхватив голову руками, сидел голый Билл Чесс. Рядом с ним на мокрых досках что-то лежало.

— Можно еще немного подъехать, — сказал Паттон.

Мы доехали до дальней оконечности озера, вышли из машин и зашагали по причалу. Билл Чесс не оборачивался. Доктор — угловатый человек с безумными глазами и печальным болезненным лицом — остановился, громко кашлянул в носовой платок и задумчиво его осмотрел.

То, что когда-то было женщиной, лежало сейчас на досках лицом вниз, с веревкой, пропущенной под мышками. Рядом валялась одежда Билла. Свою негнущуюся ногу со шрамом на колене он вытянул перед собой, а другую подтянул к телу и прижался лбом к колену. Когда мы подошли, он не пошевелился, не поднял глаз.

Паттон вытащил из кармана пинтовую бутылку «Маунт Вернон», отвинтил колпачок и подал Чессу.

— Глотни-ка как следует, Билл.

В воздухе стоял ужасный тошнотворный запах. Но ни Билл Чесс, ни Паттон, ни доктор, казалось, этого не замечали. Мужчина по имени Энди принес из машины пыльное коричневое одеяло и накрыл труп. Потом, не сказав ни слова, ушел блевать под сосну.

Билл Чесс сделал большой глоток и сидел, прислонив бутылку к голой согнутой ноге. Потом, не поднимая глаз и ни к кому конкретно не обращаясь, заговорил стылым одеревенелым голосом. Он рассказал о ссоре и о том, что случилось потом, но о причине ссоры умолчал. Миссис Кингсли он не упомянул даже мимоходом. Сказал, что после того как я уехал, он взял веревку, разделся, прыгнул в воду и достал труп. Сначала вытащил его на берег, а потом взвалил на спину и перенес на причал. Зачем — он не знает.

Паттон положил в рот кусок табака и принялся жевать; его спокойные глаза ничего не выражали. Потом он стиснул зубы, наклонился и стащил с трупа одеяло. Осторожно, словно тело могло развалиться на куски, перевернул его. Закатное солнце замерцало на ожерелье из крупных зеленых камней, врезавшихся в кожу. Камни были грубо обработанные, матовые, как мыльный камень или фальшивый нефрит. Две позолоченные цепочки соединялись на концах замочком-орлом, усыпанным блестящими камешками. Паттон разогнул широкую спину и высморкался в светло-коричневый носовой платок.

— Что скажете, док?

— По поводу чего? — проворчал человек с сумасшедшими глазами.

— Причина и время наступления смерти.

— Джим Паттон, не будьте полным идиотом.

— Ничего не можете сказать?

— Глядя на это? О боже правый!

Паттон вздохнул.

— Судя по всему, она утонула, — предположил он. — Но наверняка сказать нельзя. Бывали случаи, когда человека зарежут, или отравят, или еще что-нибудь с ним сделают, а потом бросают в воду, чтобы замести следы.

— И часто у нас такое бывает? — злобно осведомился врач.

— Бог свидетель: единственное убийство, с которым я столкнулся в этих краях, — сказал Паттон, скосив глаза на Билла Чесса, — это убийство старого дядюшки Мичема на северном побережье. У него была лачуга в Шиди Кэниэн, а летом он мыл песок на своем старом золотом прииске в долине недалеко от Белтопа. Была поздняя осень, в округе его давно уже никто не видел, а тут выпало много снега, и крыша его лачуги с одного бока просела. Мы решили, что старик уехал зимовать в долину, никого не предупредив — золотоискатели так часто делают, — и как-то раз поехали, чтобы поправить ему крышу. А старик и не думал спускаться в долину. Он лежал на своей кровати, а в затылке у него торчал колун. Мы так и не смогли выяснить, кто же это сделал. Наверное, кто-то решил, что у старика припрятан мешочек с золотом, которое он намыл летом на прииске.