Леди удача - [117]

– Спокойной ночи, Филипп.

Риордан торжествующе ухмыльнулся, предвкушая ее поражение.

– Спокойной ночи, дорогая женушка. Не забывай, одна неделя!

Еще раз ухмыльнувшись на прощанье, он ушел.

Кассандра уставилась на закрытую дверь, проводя пальцами по губам, на которых неудержимо играла легкая улыбка. Одна неделя.

14.

Неделя тянулась мучительно медленно: для Риордана – потому, что он знал, что будет, когда она наконец закончится, для Кассандры – потому, что она этого не знала. Его постоянные шутливые попытки ее соблазнить она терпела со все более легким сердцем, а его неизменно превосходное расположение духа против воли пробуждало в ней надежду. К счастью, работа заставляла его часто отлучаться из дома, посещать клуб, встречаться с друзьями и вести бесконечные переговоры о готовящемся законопроекте и других парламентских делах; если бы не это, его настойчивость могла бы сломить ее оборону еще до истечения недельного срока.

Постельный режим был отменен, по утрам Кассандра вставала, одевалась, ходила по всему дому, ела и спала в обычные часы, чувствовала себя почти так же, как до болезни. Но, помимо одной новой подруги, которую звали Дженни Уиллоуби, она ни с кем не встречалась и не выходила из дома. Жизнь в доме на Портмен-сквер как будто замерла в ожидании возвращения Уокера. Мать Риордана вернулась в Корнуолл, так и не посетив свою новую невестку, его брат тоже не нанес им визита. Кассандра не знала, обижен ли Риордан таким невниманием со стороны членов семьи, но в собственной душе не находила никаких сожалений по этому поводу. Новые родственники нравились ей едва ли больше, чем ему самому, она была готова безо всяких обид терпеть их пренебрежение до конца своих дней.

Fete champetre леди Селены миновал без их участия, чему они оба были несказанно рады. Риордан заверил ее, что главное – получить приглашение, а посещать дурацкое сборище вовсе не обязательно. Тетя Бесс прислала учтивую и холодную записку, приглашая их обоих на вечер по случаю ее помолвки. Кассандра в ответ отослала ей столь же учтивую и холодную записку с отказом. Она не сомневалась, что достаточно одного ее слова, чтобы залатать возникшую между ними трещину, но душа не лежала мириться с тетушкой. По крайней мере в ближайшем будущем. Слова, которые леди Синклер бросила ей в лицо во время последней встречи, были еще свежи в памяти; даже если им и суждено когда-нибудь возобновить родственные отношения, подумала Кассандра, она не перестанет подозревать тетку в неискренности.

Она много читала, чтобы скоротать время, и возобновила еще одно занятие, которым увлеклась с недавних пор. Это была ее тайна, о которой не знал никто, даже Риордан: Кассандра начала писать. Она сочиняла в основном очерки лондонской жизни, увиденной глазами женщины, но из-под ее пера выходили и рассказы, и даже пара стихотворений. Новое увлечение приносило ей радость и помогало забывать обо всем на свете.

Самым крупным ее достижением явилось направленное в «Лондон газетт» [54] письмо с требованием сократить в уголовном законодательстве количество правонарушений, караемых смертной казнью. Здесь не было ничего случайного: за основу она взяла законопроект, над которым работал Риордан, и подписалась «К. Линдсей», используя для псевдонима девичью фамилию своей матери. К своему вящему изумлению, два дня спустя после отправки Кассандра увидела свое письмо напечатанным в газете.

В тот вечер (это был один из редких вечеров, когда Риордану никуда не надо было идти, и он остался дома) они оба устроились в креслах у камина в библиотеке. В оконные стекла барабанил дождь, от этого казалось, что в комнате особенно тепло и уютно. Риордан встал, чтобы помешать кочергой горящие поленья, потом подошел к стеклянным дверям, выходившим в сад, и высунул голову наружу. В библиотеку проник терпкий и бодрящий запах палой листвы. Ни один из них не сказал ни слова, но оба подумали, что Уокер, должно быть, задерживается из-за непогоды. Это был шестой день его отсутствия.

Вернувшись в свое кресло, Риордан раскрыл вечернюю газету. Кассандра старательно делала вид, будто поглощена своей книгой, но в действительности сидела как на угольях и исподтишка бросала на него нетерпеливые взгляды, ожидая, когда же он обратится к письмам в редакцию. Он всегда просматривал эту страницу. Наконец он дошел до заветной полосы. Она с напряженным вниманием следила за его лицом.

Сначала он сказал «гм», потом «ага!».

– В чем дело? – спросила она с невинным видом. Риордан продолжал читать.

– Вот это да! – воскликнул он.

– Что-то интересное?

– Угу.

Кассандра уже ерзала от нетерпения. Наконец он поднял голову.

– Честно говоря, да. Тут напечатано письмо, Касс, в котором кратко изложено все, с чем я намерен выступить в палате через две недели. Можно подумать, что этот парень… Как его?.. Линдсей! Можно подумать, что он мысли мои читает!

Кассандра сгорала от желания сказать ему всю правду.

– Вот послушай: «Страшная жатва, собираемая ежегодно на эшафоте во имя правосудия или ради сдерживания преступности, является национальным позором для страны, горделиво именующей себя самым просвещенным государством Европы. Мыслящие люди должны спросить себя, что именно – стремление к справедливости или обыкновенная жажда крови – заставляет судей выносить одинаково жестокий приговор подростку, укравшему ломоть хлеба, и взрослому мужчине, зарезавшему свою жену?» Правда, здорово?