Леди-пират - [44]

— Я женат на океанской волне, Мери… И эта любовь слишком цельная и слишком моя, чтобы я мог ее делить даже с тобой. Не надо отдавать мне душу! Я как ветер — непостоянный, легкомысленный, то тихий, то громовой, порой ласковый, порой невыносимый… И я люблю свободу, поэтому способен лишь на короткую стоянку в порту, не больше того…

— Давно поняла это, мой капитан, — прошептала Мери, ничуть ему не веря.

Взгляд, который бросил на нее Форбен во время своей горестной речи, полностью опровергал его слова. И Мери совершенно успокоилась. Рано или поздно она сумеет убедить его в том, что он ничегошеньки не потеряет, любя ее… и даже, чем черт не шутит, женившись на ней!

* * *

— «Жемчужина» снимется с якоря через несколько часов, — объявил Форбен неделей позже.

Мери не удивилась. Форбен любил ее всю ночь, не разрешил уйти, как обычно, на рассвете, продолжая в постели наслаждаться ее присутствием, словно хотел пресытиться на прощанье. Он сильно сомневался в том, что подруга станет томиться от скуки все время, пока длится плавание, и, естественно, не мог требовать от нее верности. Он покорился неизбежности расставания, но — хотя ему и трудно было признаться в этом даже себе самому — ох, как же дорого ему эта покорность стоила!

Между тем полностью отремонтированный фрегат уже три дня без передышки запасался всем необходимым для будущего плавания.

Мери отлично понимала, чему обязана переменами в поведении возлюбленного, и, боясь, что ему слышно, как сильно бьется ее сердце, ждала, что вот сейчас он скажет: «Прощай!» А как иначе? Дело решенное… Но Форбен не знает, что она вовсе не намерена с этим мириться!

Мери оделась, комок из горла не уходил, и она была не готова сразу же встать на защиту их любви, довольствовалась пока тем, чтобы спуститься вслед за любимым по лестнице: Форбен предложил вместе позавтракать еще до того, как придет Перрина. Оба шли вниз молча, и молчание Мери смущало Форбена. Очень смущало — куда больше, чем он мог бы предположить.

Клод де Форбен привык к рекам слез, иногда шквалу воплей или проклятий в свой адрес при каждом разрыве отношений. И Мери лишний раз доказала свое отличие от других показной легкостью, с какой приняла его слова. С достоинством дойдя до нижней ступеньки, она вдруг обернулась и сказала проще некуда:

— Возьми меня с собой.

Форбен чуть не поперхнулся:

— Послушай, это же невозможно! Женщине нельзя на корабль!

— Вот еще! Разве я не одурачила уже и твоих людей, и тебя самого? Проведу всех еще раз! — пожав плечами, усмехнулась она.

— Не так это просто. Мери. Несколько лет назад я защищал одну юную служаночку от хозяйки, которая плохо с ней обращалась. И пришлось взять девушку с собой в Экс-ан-Прованс, переодев юнгой. Я, пожалуй, любил ее и, ради нашего блага, предпочел скрывать от других, что она женщина. Так вот однажды, когда меня не было, она, наплевав на наш уговор никогда никому не показываться без мужского платья, надела юбку… Скандал был такой, что оба мы оказались опозоренными, я, разумеется, больше… Вот потому-то я и поселил тебя у Корнеля. И потому же не стану рисковать, взяв тебя на борт.

— А ты считаешь, следует презирать всех женщин из-за глупости, которую сотворила одна-единственная? — спросила Мери.

— Опять ты не поняла! Плавание — не забава. Каждый, кто на борту, должен уметь защитить свою жизнь, так же как свою родину. Убить или умереть.

— Я, значит, по-твоему, не способна себя защитить?

— Уверен.

К этому аргументу Мери тоже была готова.

Она нежно прижалась к любимому, но лишь на миг, тут же и отстранилась, сжимая в руке эфес шпаги, которую он носил на боку. И прежде чем он успел опомниться, она уже щекотала острием его адамово яблоко.

— Ну-ка оставь оружие! — с раздражением буркнул Форбен. — Не хватало тебе еще пораниться! Давай-давай!

Именно этот момент Корнель выбрал для того, чтобы войти в столовую. Увидев, в какое дурацкое положение попал его капитан, и услышав, как тот недовольно ворчит, матрос весело оскалился: он-то отлично знал, что Мери на достигнутом не остановится!

Форбен предпринял попытку обезоружить ее, но в результате шпага только оцарапала его, и на шее выступила капелька крови.

Корнель в небрежной позе уселся на край стола. Заранее решив: что бы ни произошло, не вмешиваться, он принялся старательно набивать трубку.

Мери же была в восторге от того, какой немой яростью светятся глаза любовника: для него же смерти подобно — выглядеть смешным, а тут к тому же никак не может взять себя в руки.

— Дай-ка своему капитану шпагу, — приказала девушка Корнелю и чуть отступила, глядя на «противника» с вызовом.

Матрос с явным удовольствием выполнил распоряжение. Форбен столь же явно колебался, и Мери, чуть-чуть выждав, приступила к последней провокации.

— Неужто боитесь женщины, кэп? — насмешливо спросила она. Ага! Сейчас-то он на нее как пить дать набросится. Ну! Ну!..

Но он не набрасывался, он лишь проворчал:

— Ах ты, дурочка! Если хочешь знать, я уже давно мог бы в два счета продырявить тебе сердце!

Ей ужасно захотелось ответить, что он давным-давно именно это и сделал, но она удержалась. У них пока война, и надо во что бы то ни стало в этой войне победить. В войне любви против благопристойности.