Леди-пират - [27]

Она встала и сняла со стенки натюрморт, который так сливался с обоями, что его почти не было видно. Потом из ониксовой чаши на полке достала стилет и вскрыла оборотную сторону двойного полотна.

Стали видны хранившиеся там листки бумаги.

— Что это? — воскликнула Мери.

— Те самые доказательства, о которых мы только что говорили! Приказы, отданные участникам морских баталий этими занудными лордами, — хихикнула Эмма. — Господину де Поншартрену, министру иностранных дел короля Людовика XIV, они сильно помогут командовать своими корсарами в водах Ла-Манша. Это будет мой прощальный подарок! Через несколько дней вы отправите почтой новую — она же будет последней — записку господину де Роану, который передаст ее по назначению, то бишь его величеству, — и на этом закончится моя карьера.

Эмма — гибкая, как кошка, — повесила на место картину и пошла назад, к Мери. Обогнула софу и, оказавшись рядом, молниеносным движением приставила острие стилета к груди своего личного секретаря, который был настолько удивлен, что даже не успел испугаться, а если его что и взволновало, то, скорее, сладкий, волнующий запах духов Эммы и ее внезапно охрипший, глухой голос:

— А теперь, Мери Оливер, мне кажется, пришел твой черед доверить мне то, что ты так тщательно скрываешь!

Прежде чем Мери успела опомниться и защититься, мадам де Мортфонтен перерезала стилетом шнурки ее камзола и явила свету бандаж, стягивавший грудь девушки.

— Ну-ка быстро сними это! — потребовала госпожа.

Побежденной оставалось только послушаться. И Мери принялась раздеваться.

— Когда вы узнали? — осмелилась она спросить после того, как решилась уже на все в объятиях зачинщицы.

— Да в первый же день! — засмеялась та, гладя по голове обретенную наконец возлюбленную.

Лаская друг друга, они скатились на переливающийся всеми оттенками радуги ковер, покрывавший навощенный паркет. Стенные часы пробили три. Эмма продолжила:

— Грязная вода помогла. Облепила твою грудь тканью рубашки. Ты этого, расшаркиваясь и извиняясь передо мной, не заметила, зато я заметила. Переодетая мальчиком девушка, да еще и по-французски говорит! Это еще больше разожгло мое любопытство…

Она опять хихикнула. А Мери, вся в истоме, пробормотала:

— А я-то вам отказывала, боясь, что вы меня выставите за дверь!

— И была права. Твоя честность куда больше разочаровала бы меня, чем твоя беспринципность! Но если бы я не была уверена, что мы с тобой принадлежим к одной породе, неужели стала бы так раскрываться?

Эмма потянулась всем телом и встала, выставляя напоказ свою восхитительную наготу. Прикрыла ладошкой рот, зевнула, протянула Мери руку, чтобы той легче было подняться. Интермедия была окончена. Подруга снова стала мадам де Мортфонтен, хотя и осталась такой же бесстыдной: по-прежнему голая, раздвинув на уровне глаз занавески, она рассматривала теперь движущиеся в саду за окном тени. Мери тем временем молча оделась.

— Иди спать, Мери Оливер. Я подожду, пока вернется Джордж. Но он не задержится. Слушай, не трепещи так: клянусь, никто, кроме меня, не узнает о том, что ты женщина! Потому что ты — единственное на этом свете существо, которое я смогла полюбить. Ну, а теперь оставь меня. Ах нет, еще два слова, любовь моя! Если ты когда-нибудь предашь меня, пощады не жди: убью, ни секунды не колеблясь!

— Никогда! — поклялась в свою очередь Мери, с сожалением покидая кабинет.

Утром Джордж как ни в чем не бывало выполнял свои повседневные обязанности, и Эмма подтвердила, что все в порядке. Мери успокоилась. У нее-то самой оставалась отныне только одна непреложная обязанность: наслаждаться дальше искусством, которому щедро обучала своего «секретаря» хозяйка. А щедрость ее оказалась неизбывной. Всю следующую неделю продолжалось обучение новообращенной — главным образом, в постели, где обе, но особенно хозяйка, стремились наверстать упущенное за долгое время подавленных желаний. Так проходили день за днем, Мери, почти истощенная ненасытностью гурманки Эммы, тем не менее погружалась с головой в любовные и политические игры, какие совсем еще недавно не решилась бы и вообразить.

Неделю спустя, когда уже прочно воцарился на земле апрель, Мери, сидя за письменным столом в рабочем кабинете Эммы де Мортфонтен, заканчивала письмо, содержащее последнюю информацию, которую хозяйка намеревалась отправить французскому королю.

Эмма долго объясняла ей, что вредить Вильгельму Оранскому, ослабляя его войска, флот, а заодно и торговлю, означает укреплять тем самым позиции короля Якова II на континенте: как только Англия окажется в достаточном упадке, Стюарт сразу попытается с помощью своих приверженцев вернуться домой. И с той поры Эмма сможет рассчитывать на его признательность, даже притом, что, будучи разоблаченной, она вынуждена сейчас подать в отставку.

Это письмо, помимо результатов ее ловкого шпионажа, заключало в себе и причины отставки.

— Я извлекла из ситуации, в которую попала, сразу два преимущества, — сказала накануне хозяйка. — Существенно выиграла не только в политическом плане, но и в финансовом! В отличие от кораблей других судовладельцев, мои спокойно шныряют по Ла-Маншу туда и обратно, а французские корсары их словно не видят: еще бы — им же отлично известен мой штандарт. И мои дела идут как нельзя лучше. Видите, Мери Оливер, до чего выгодно действовать в маске!