Леди не движется — 2 - [45]

Мертвая тишина.

Две, три секунды… Из-за края носового обвода показалась рука. Одна. С зажатой в кулаке гранатой. Дьявол!!! В нашем обиходе эту дрянь называли «Без сомнения» – потому что ее убойная сила не оставляла ни времени, ни места для колебаний. Пальцем Даймон прижимал взрыватель. Стоит отпустить – и в клочья разлетится вся парковка. От нас с Даймоном не останется даже фарша – так, капельки одни.

– Ну, стреляй, Делла Берг, – насмешливо предложил Даймон.

Я молчала.

– Бросай ствол, поговорим.

Я не шевельнулась.

– Тогда я сейчас тупо взлетаю, – пообещал Даймон. – Свалишься с крыла, кости поломаешь – сама виновата.

Он распахнул водительскую дверцу, что-то небрежно бросил в салон. Судя по звуку, винтовку. Я подумала – и отшвырнула шокер подальше, в кусты.

Даймон расхохотался.

– Обманула! А я поверил, что у тебя пистолет! Ну молодчина, не растерялась! Причем я же помнил, что ты законопослушная, не понесешь всякую бяку в ганзфри-зону! И все равно поверил!

Он смело обошел машину, встав лицом ко мне. На ладони он подбрасывал гранату.

– А я тоже обманул, – доверительно сообщил он. – Она учебная.

В левой ладони у меня был раскрытый нож. Не все еще потеряно… Взять Даймона не смогу, но и сама не дамся.

– Я бы помог тебе слезть, я где-то в глубине души джентльмен, но ты же хоббит, у тебя наверняка нож приготовлен. Поэтому давай ты как-нибудь сама? Честное слово, не потому, что я невежливый.

Я спрыгнула назад, так, чтобы нас разделяло сложенное крыло.

Даймон одним движением стянул наголовник маскировочного костюма. Теперь он по плечи был самим собой.

Чуть повыше меня, сантиметров на десять, не больше. Тонкий, гибкий. Седые вьющиеся волосы зачесаны назад. Не совсем короткие, кстати. Темная, сероватая в искусственном свете кожа – когда-то оливковая. Черные пытливые глаза. Черты слегка удлиненного лица крупные, породистые. Нет, ребята, в Эльдорадо он был бы еще заметнее, чем я. У него корни итальянские, никак не испанские и тем паче не мексиканские.

– Твои все живы. Только Берга пришлось поцарапать, он слишком ретивый. Ничего, он этой царапиной гордиться будет, как-никак, настоящая боевая рана. Полиция здесь будет минут через десять-пятнадцать, – деловито сообщил Даймон, – и то если твои уже вызвали ее. Успеем. Делла Берг, ты договороспособная?

– Пока мне нож к горлу не приставят. В прямом и в переносном смысле. Тогда – нет.

– Ну это-то понятно. – Даймон болтал дружеским тоном, как будто мы с ним были двое коллег, встретившихся в техничке перед стартом. – Мне заплатили за тебя. Десятку.

– Чего так мало?

– Я тоже считаю, что мало. Ты живая способна причинить ущерб на миллиарды, а убить тебя хоть и несложно, зато геморройно. Поскольку я не собираюсь на тебя работать, я согласился на десять миллионов. Твердых, а как же. Теперь вопрос стоит так: мне нужны эти деньги. У меня семья есть. На свою жизнь мне хватит, но хочется и семье что-то оставить. Мотивы понятны? Если мы договоримся, я получу эти деньги, а ты – моего заказчика с потрохами. Не договоримся – я валю тебя, хотя и не хочу. Заказчика сдаю авансом.

– И кто?

– Как – кто? Энстон, конечно.

– А если бы он тебе больше заплатил?

– Не имеет значения. Зачем убивать, когда можно украсть? Ему можно, значит, воровать из бюджета, а мне нельзя из его кармана? Притом, что в его кармане лежит бюджет, который наполняется в том числе и из моих налогов? План такой: я отдаю тебе половину инфы. Строго то, что имеет отношение к моим с ним переговорам. Там все четко, красиво. Ты проверяешь ее, затем притворяешься мертвой. Я снимаю ролик с подтверждением, после чего сюда прибегает Берг, ты объясняешь ему задачу. Он встречает полицию, убеждает ее поверить, что ты – это твой труп. Он плачет над тобой, вас таких снимают полицейские – позаботься, чтобы была утечка в прессу, а то Энстон проверить может, – тебя увозят в морг. Двое суток после этого не светись. Я получаю гонорар и передаю тебе вторую часть инфы. Она куда вкуснее первой. После этого делай что хочешь, хоть в полицию все сдавай. Момент – удачней не придумаешь. У тебя все дела на Эвересте закончены, можешь пару деньков просто отдохнуть, а Энстон слишком занят, чтобы детально проверять, правда ли ты убита. Опять же, если ты решишь пустить мою инфу в ход, то Энстону станет не до поисков меня, засранца этакого. Поможем друг другу?

– Ты в банду для этого внедрился?

– Что? А, нет. Я же говорю, деньги нужны.

– Не стыдно? Ты ведь один из лучших диверсантов.

– Ни капельки не стыдно. Государству можно убивать – моими руками, путем смертной казни, еще как, и все это считается законным. А что такое государство? Государство – это граждане. И я не вижу, почему государству можно, а отдельно взятому гражданину нельзя. У нас демократия, ребята. Я просто уравнял в правах гражданина и государство. Хотя ты, наверное, скажешь, что мне попросту наплевать на человеческую жизнь. И будешь права, кстати, есть такое дело.

– Заказчика в банде тоже сдашь.

– Торгуешься?

– Меня не так просто убить.

Даймон снова рассмеялся.

– Да мне не жалко. Знаешь, – он облокотился о нос машины, – двадцать лет назад она была очень красивой. Красивой и отчаявшейся. Мне нравятся такие женщины – с огнем и болью в глазах. Женщины, которые танцуют со Смертью. Ты еще ярче, но я уже не так молод, и душой в том числе. Двадцать лет назад я потерял голову и на прощание сказал ей: будут проблемы – звони. Она позвонила. Двадцать лет спустя. Я был почти оскорблен, но слово дадено. Думай, тебе этого хватит.