Леди, которая любила готовить - [17]

— Вам нравится?

Ресторация была роскошна. Пожалуй, куда как роскошнее всех, в которых Демьяну случалось бывать, если только не по служебной надобности.

Красное дерево.

И серебро.

Треклятые зеркала, в которые ему не хотелось смотреться, но и избежать взглядов не получалось, и казалось, что собственные Демьяна отражения за ним следят.

— Пожалуй, что да. Хотя… моя сестра сказала бы, что, за неимением лучшего, следует удовлетвориться тем, что есть.

Ей шла улыбка.

Легкая, слегка лукавая.

— У вас еще и сестра имеется?

— Две.

— Большая семья.

Она пожала плечами и легким взмахом руки подозвала официанта. А ведь не из простых. И чина не назвала, но все одно видно, что не из простых. Платье по моде, хотя, конечно, сам Демьян не больно-то в дамских модах разбирается, но, помнится, у квартирной его хозяйки нечто подобное, прямое, что труба, появилось недавно. А уж она-то за модами следит пристальнейше. Правда, то ее платье, пусть и шитое из богатой ткани, казалось мешок мешком, а на Василисе, пожалуй, что сидело. Хотя все одно мешком.

— Большая, — согласилась она, сделавши заказ. — Порой… от этого устаешь. А вы…

— Братьев у меня нет. А сестра давно замужем.

Он замялся, не в силах вспомнить, что же там было написано о новой его биографии, и были ли вовсе упомянуты хоть какие-то родственники. А ведь казалось, наизусть выучил.

— Племянников трое, — так и не вспомнив, Демьян решил, что лучше будет говорить правду. — И племянница…

…которая скоро совсем заневестится, что ввергает сестрицу в ужас, ибо сундук с приданым еще не готов, да и вовсе по нынешним временам одного сундука мало. А старшенький из племянников и вовсе жениться вздумал, правда, невесту выбрал сам, чем вновь же возмутил сестрицу до глубины души, потому как что-то там с этою невестой было неладно. То ли нехороша она была, то ли, наоборот, чересчур уж хороша. Демьян, честно говоря, так и не понял. Но на всякий случай пообещался приехать, если свадьба все же состоится.

— И у меня племянники. Двое. Пока двое, — она вновь улыбнулась и кивнула на меню. — Вы были, кажется, голодны.

Был. Вот только… цены в этой ресторации как-то чувство голода унимали. Оно, конечно, Демьян не был беден, да и статский советник от щедрот то ли своих, то ли государственных пять тысяч выделил во поддержание должного образа. Но тратить их на ресторацию было как-то… неудобно.

— Весьма советую консоме из рябчиков, — сказала она.

За семьдесят пять копеек?

— Стерляди паровые… боюсь, будут не той свежести. Рыбу все же надо готовить, когда гости едят суп, а здесь это невозможно. А вот филей с трюфелями должен быть неплох.

— Думаете?

— Я люблю готовить, — сказала она и слегка покраснела, словно в этой ее любви было что-то в высшей степени неприличное.

— А на десерт?

— Ореховое парфэ или пломбир. К сожалению, сложно сказать, что удастся лучше… пломбир, насколько знаю, берут уже готовым. И если заказывали в приличном месте, то будет вкусно. А вот парфэ главное не переморозить.

Она вновь отбросила прядку, которой за ухом не сиделось. Эта прядка все норовила упасть на лицо, его перечеркивая. И Демьян поспешно отвел взгляд. Вдруг да не так поймут? С девицами никогда-то не угадаешь, что им в головы прехорошенькие взбредет.

Меж тем раздался протяжный гудок, предупреждая, что стоянка, сколь бы долго ни продолжалась она, все же подошла к концу.

[1] Речь о Евстолии Рогозинниковой, арестованной за участие в покушении на Столыпина. Она притворилась душевно больной, чтобы после с помощью мужа сбежать из больницы. А спустя неделю после побега явилась на личный прием к начальнику Главного тюремного управления Максимовскому и выстрелила ему в лицо. В платье Евстолия напихала динамита, но подрывать себя, как планировалось, не стала.

Глава 7

Обед проходил в неловком молчании. Василиса совершенно не представляла, о чем следует говорить. И Марья бы, конечно, разозлилась, потому как уж она точно не стала бы теряться в присутствии мужчины, пусть и довольно странного.

А тема?

О чем говорят приличные девушки из благородных семейств? О погоде. О театре. Или вот еще о книгах можно. Василиса дважды собиралась, но… ее спутник выглядел столь задумчивым и сосредоточенным, что она так и не решилась.

В конце концов, ее ведь не обязаны разговорами развлекать. И вообще ничего не обязаны. И… поезд тронулся, дрогнул столик, зазвенели бокалы, коснувшись друг друга сияющими боками. А Демьян Еремеевич вздрогнул и очнулся.

— Извините, — сказал он, в который уж раз. — Филей и вправду хорош.

— Вот только трюфелей здесь нет, — Василиса выдохнула. О еде тоже говорить было можно. Впрочем, та же Настасья утверждала, что запретных тем вовсе не существует, что все это — глупости прошлого, с которыми следует бороться найрешительнейшим образом. А Марья, услышав этакое, поджимала губы и слегка хмурилась. Самую малость.

Но в отличие от Марьиного супруга, Настасья этакой малости не замечала. Или замечать не хотела.

И Василису наверняка одобрит.

Может, даже вновь позовет к себе, в Париж. Или она уже не в Париже? И придется придумывать достойную причину, чтобы не ехать. Или все ж поехать? Посмотреть? Хотя… Настасья заговорит про образование и университет, а в университет Василисе хотелось еще меньше, чем замуж.