Леди и лорд - [5]

И тут я вспомнила про своего троюродного брата, который служил то ли секретарем, то ли кем-то вроде этого на цинковом производстве в Питсбурге. И тут меня осенило. Бедный старина Амос играл на бирже и вечно приставал к моему питсбургскому родичу с расспросами, как ему удачней сыграть. Однако в тот единственный раз, когда ему удалось его уломать, Амос и проиграл. Он потерял почти все, что мы имели. А вот что сказала я. Якобы я получила кое-какие неофициальные сведения от человека, который дружил с моим покойным мужем. Перед кончиной мужа друг пообещал ему, что присмотрит за мной, и вот что он посоветовал мне: собрать столько денег, сколько смогу. Потом все до единого цента вложить в кое-какие акции и держать их, пока они будут подниматься. Лорд Типперери не на шутку оживился. Он никогда еще не играл на бир

же, и мысль о подобном аттракционе его просто-напросто ошеломила. Он захотел немедленно узнать название компании, чтобы «смотаться в город и взять деньжат». Он добавил, что это «ужас до чего лихо» с моей стороны — «поставить все махом на одну лошадку», и был очень огорчен, когда я отказалась сообщить ему, как она называется. Но я ничего не могла ему сказать по той простой причине, что вообще никаких названий не знала, и мне требовалось сперва прочитать о них в газетах. Так что я выкрутилась, сославшись на то, что сведения мне сообщены в обмен на обещание молчать, и что я даже помыслить не могу о том, чтобы их кому-то выболтать.

Чуть позже он отвез меня в контору мистера Льюистона и представил по всем правилам, как обещал. Мы долго говорили с адвокатом, но так ни до чего особенно и не договорились. Единственное, что он мне пообещал, что постарается, насколько это возможно, побыстрее разобраться с моим делом.

Лорд Типперери тут же спросил его, сколько, по его мнению, придется ждать, пока не решится мое дело, и тот сказал: «Несколько недель». Тогда лорд Типперери поглядел на меня так озабоченно, что я не выдержала и громко расхохоталась, потому что выражение его лица показалось мне очень забавным. Льюистона, похоже, не на шутку удивило, что лорд Типперери столько внимания уделяет моим делам, но он ничего не сказал. По крайней мере, тогда.

Когда мы покинули контору, мальчик только и делал, что изводил меня, умоляя открыть ему секрет, а за обедом сказал:

— Видите ли, миссис Кротерс, если вы в ближайшие пару месяцев не вытянете денег из старины Льюистона — это будет просто стыд и позор. Да еще, чего доброго, и шанс упустите. Что если нам поступить так: я смотаюсь в город, открою счет в брокерской конторе, которую хорошо знаю, и устрою так, что вы сможете покупать акции на мои средства, — так чтобы я не знал, как называется предприятие? Прибыль — пополам. Ну, что скажете? Тогда завтра утром я бы заглянул к старине Льюистону, — прежде чем отправлюсь в город, — и сказал бы ему, чтобы он ссудил мне несколько тысяч, дабы нам себя не слишком ограничивать. Он устроит так, чтобы мне одолжили денег. Ему ничего не стоит помочь мне быстро получить и достаточно приличную сумму.

— Напоминаю, малыш говорил о фунтах, а не о долларах. И представь себе: я, бедная женщина, одна-одинешенька в огромном мире, за душой у меня всего несколько шиллингов, а счет за гостиницу растет как на дрожжах. Стоит ли удивляться, что я разволновалась не на шутку? Конечно, я согласилась на такое предложение, а назавтра с утра пораньше отправилась в общественную библиотеку, чтобы почитать про Питсбург. Я прочла все о Питсбурге в одной толстенной энциклопедии. Чтение меня так утомило, прямо хоть плачь, и странным образом напомнило, — не могу объяснить почему, — о завтраке в понедельник в пансионе. И все же мне удалось достаточно сосредоточиться, чтобы запомнить, что «Нэшнл Цинк Амалгамейшн» — один из тамошних крупнейших концернов.

Затем я вернулась в отель, уселась в гостиной и стала изучать финансовую колонку в утренней газете. Американские газеты нестерпимо дурны, если открыть их на финансовой странице, и я подозреваю, что словечки, которые они употребляют, — просто ничего не значащий набор слов. Но английские газеты еще хуже. Скажу без преувеличения: что я едва не разрыдалась, пытаясь хоть что-то понять. Например, в одной колонке, которая относилась к «Цинк Алалгамейшн», было два совершенно разных пункта. Оба помечены как Н.Ц. Ам. Но в одном случае, в самом конце абзаца, было добавлено «ком», а в другом — «преф». Судя по ссылке в самом низу колонки, сообщалось, что речь идет, преимущественно, о «ком». Для обоих указывались различные цены. Думаю, то была самая сложная головоломка, с какой мне когда-либо приходилось разбираться. Наверное, я никогда бы ее не решила, если бы не Бертрам, владелец отеля. Он как раз проходил мимо и улыбнулся, поглядев на меня. Я спросила, чему он улыбается. И он ответил, что очень легко понять, из какой я страны, даже не слыша, как я говорю, потому что американки — единственные женщины на свете, которые читают финансовые колонки газет. Я ответила, что читаю просто из любопытства, и спросила его, что означают эти «комы» и «префы». Он прочитал мне настоящую небольшую лекцию, объясняя, что и как, и после этого я почувствовала, что готова к бою.