Леди и горец - [50]

Пока он тащил ее вверх по лестнице, она всем своим видом старалась показать, что подобное неуважительное обращение с его стороны ничего, кроме презрения, не заслуживает. Но при этом она не произнесла ни слова, понимая, что взывать к его рассудку в данную минуту бессмысленно.

В коридоре второго этажа было холодно, пустынно и тихо — лишь потрескивали полыхавшие в железных держателях факелы. Однако в комнату, куда Роб ее привел, проникали солнечные лучи и долетал дувший с долины легкий бриз. При свете дня Джудит удалось рассмотреть вырезанных на облицовочных плитах очага львов и в испуге бегущих ланей — единственных свидетелей предстоявшего решительного объяснения Роба и Джудит. Здесь по крайней мере можно было уединиться — строительство шло полным ходом и народа в башне толклось предостаточно.

Когда они вошли в комнату, Роб отпустил ее руку — гнев и волнение в его душе стали постепенно стихать.

— Итак, леди Линдсей, объясни, что ты имела в виду.

Она упрямо вздернула подбородок.

— Я хотела сказать, что ты навязываешь мне свою волю, даже не поинтересовавшись моими желаниями.

— Нет, леди, ты говорила совсем другое.

Она густо покраснела и, избегая его взгляда, едва слышно прошептала:

— Я сказала, что предпочитаю остаться с тобой.

— Да, — негромко произнес он, — именно это ты и сказала. — Его затопило незнакомое ему прежде чувство, ничего общего не имеющее с вожделением, но способное породить в душе сумятицу. Роб услышал то, что хотел, но, к несчастью, не знал, что ответить.

Ему захотелось коснуться ее щеки, ощутить ее тепло, сорвать у нее с головы крестьянский платок, скрывавший волосы, и распустить их, чтобы они золотистым каскадом рассыпались у нее по плечам. Захотелось прижать ее к груди и до конца дней с ней не разлучаться. Жизнь тяжела, непредсказуема, полна насилия и жестокости; понимая все это, Роб тем острее осознавал, какой драгоценный дар преподнесла ему судьба в лице этой прекрасной и такой хрупкой на первый взгляд женщины. И он не мог этот дар отвергнуть. Он протянул ей руку, и, поколебавшись какую-то долю секунды, она вложила в нее свою узкую ладонь. Он медленно, почти торжественно поднес ее к губам и поцеловал. Она ощущала его дыхание, когда он скользнул губами по голубым жилкам под нежной белой кожей ее запястья. Исходивший от нее запах вереска пьянил его, наполняя невыразимым блаженством. Боясь спугнуть ее торопливым движением или чересчур резким жестом, Роб сдержал нахлынувшие на него эмоции и, приблизив губы к ее нежному ушку, прошептал:

— Ты пахнешь как горный вереск весной.

— Пару месяцев назад я положила несколько пучков вереска в свой сундук, чтобы… — начала было Джудит и замолчала, поскольку его губы отправились в путешествие вверх по ее руке. Дойдя до локтя, где начинался мешавший ему рукав, Роб остановился и поднял на Джудит глаза. — Чтобы защитить свою одежду от моли, — закончила Джудит фразу и тоже на него посмотрела. Сгорая от желания, Роб пожирал взглядом ее приоткрывшиеся от волнения алые губы, изумрудно-зеленые глаза и сливочную шею, где под нежной кожей пульсировала жилка. Он так сильно хотел ее, что титаническим усилием воли преодолел искушение взять ее прямо там, у стены, где они стояли. Приподняв ее лицо, он сказал, отчеканивая каждое слово:

— Если ты, леди, сейчас мне уступишь, то будешь скомпрометирована и твой отец откажется платить за тебя выкуп.

— А для тебя самое главное — выкуп? — прошептала Джудит.

— Ну уж нет. — Он снял у нее с головы платок и вытащил из прически шпильки, и волосы рассыпались у нее по плечам. — С меня достаточно того сокровища, которое я сейчас сжимаю в своих объятиях.

Глава 16

Слова Роба эхом отозвались у нее в ушах. Ни один мужчина не называл ее сокровищем. У нее перехватило дыхание и на какой-то миг, показавшийся ей вечностью, она утратила способность говорить. Простые, казалось бы, слова лэрда всколыхнули у нее в душе целую бурю самых противоречивых чувств.

По спине у Джудит побежали мурашки, когда он посмотрел на нее. Проникавший в комнату сквозь распахнутое окно солнечный свет отражался в его серых глазах.

— Не спеши с ответом, женщина, — нарушил он тягостное молчание. — Хорошенько подумай, то ли это, чего ты хочешь.

Она накрыла своей ладонью его сильную руку, которая лежала у нее на щеке. Ее бросило в жар, а дыхание стало прерывистым.

— Откуда мне знать? В верности ты мне не клялся, обетов никаких не давал. Кто знает, что у тебя на уме?

— Я спас тебя от неминуемой смерти. Неужели тебе этого мало?

Сердце у нее, казалось, остановилось.

— Мало. Мне нужно что-то определенное. — Почувствовав разочарование, она отвернулась. Неужели он промолчит, не выскажет ей своих чувств? Тогда она не сможет отдаться ему всем своим существом. Тело, быть может, отдаст, а душу и сердце — ни за что.

— Если для тебя так уж важно, миледи, — тихо, но взволнованно произнес он, — я готов дать тебе клятву, что буду защищать тебя от врагов, оберегать от всяческих неприятностей и достойно с тобой обращаться. Но уверяю тебя, твое семейство не обрадуется, если я возьму на себя более серьезные обязательства по отношению к тебе.