Леди и джентльмены - [12]

— Так, может быть, рыбачите? — не унимался я.

— Для рыбалки мне не хватает воображения, — отрезал он.

— В таком случае наверняка много путешествуете.

Должно быть, к этому моменту джентльмен уже смирился с неизбежностью судьбы и сдержанно повернулся в мою сторону. Когда-то старая няня называла меня не иначе, как самым «утомительным» ребенком на свете. Сам я, правда, предпочитаю считать себя настойчивым.

— Наверняка путешествовал бы больше, — отозвался он, — если бы обладал способностью видеть, чем одно место отличается от другого.

— А в Центральной Африке не бывали? — осведомился я.

— Раз-другой, — ответил он. — Очень напоминает Кью-Гарденс.

— Ну а Китай?

— Нечто среднее между тарелкой, на которой нарисована ива, и трущобами Нью-Йорка, — последовал ответ.

— Северный полюс? — В глубине души теплилась надежда на удачу с третьей попытки.

— Ни разу до него не дошел, — ответил он. — Однажды добрался до острова Гаклюйты, и все.

— Ну и как впечатление? — уточнил я.

— Никак, — лаконично произнес он.

Разговор перешел на женщин, затем коснулся фиктивных фирм, собак, литературы и иных подобных тем. Выяснилось, что джентльмену все известно и все успело изрядно надоесть.

— Когда-то они казались забавными, — отозвался он о первом пункте списка. — До тех пор, пока не начали принимать себя всерьез. А теперь кажутся просто-напросто глупыми.

Осенью мне пришлось узнать Искушенного Билли ближе, так как спустя месяц мы случайно вместе оказались гостями одной восхитительной хозяйки. Должен искренне признаться, что после этой встречи мое мнение о джентльмене значительно улучшилось. Оказалось, что этот человек способен принести немалую пользу. Так, следуя его примеру, можно было чувствовать себя увереннее в вопросах моды. Все знали, что его галстук, воротник, носки если и не блистали новизной, то неизменно соответствовали самым строгим требованиям. А в светском кругу ему не было цены в качестве философа, советчика и друга. О каждом он знал абсолютно все, начиная с биографии и заканчивая давними убеждениями. Был в курсе прошлого любой из женщин и проницательно предсказывал будущее всех мужчин. Мог показать сарай, в котором графиня Гленлеман веселилась в дни невинности, и отвести на завтрак в кофейню неподалеку от Майлз-Энд-роуд. В этом заведении владелец фирмы «Сэм Смит», родной брат знаменитого на весь мир светского писателя Смит-Стратфорда, влачил не подверженное критическому анализу, безотчетное, не увековеченное фотографами существование, питаясь тонкими ломтиками ветчины по три штуки за полпенса и шницелями по паре за пенс. Он знал, в какой из гостиных не следует злоупотреблять лестью и за каким из столов опасно осуждать политическую спекуляцию. Не задумываясь, сообщал, какому гербу соответствует та или иная торговая марка, и помнил цену, уплаченную за каждый титул баронета, полученный в королевстве на протяжении последних двадцати пяти лет.

Говоря о себе, Искушенный Билли, подобно королю Карлу, мог бы заявить, что ни разу не сказал ничего глупого и не сделал ничего умного. Презирал или делал вид, что презирает, большинство своих знакомых, а те из знакомых, с чьим мнением следовало считаться, непритворно презирали его.

Короче говоря, разносторонне образованного обитателя светских салонов можно было бы сравнить с артистом мюзик-холла, только с мозгами. После обеда джентльмен составлял отличную компанию, а вот по утрам его общества следовало избегать.

Так я думал об Искушенном Билли до тех пор, пока однажды он не влюбился, или, изъясняясь языком Тедди Тидмарша, который и сообщил нам новость, «втрескался в Герти Ловелл».

— В рыженькую, — пояснил Тедди, чтобы мы могли отличить молодую леди от сестры, которая недавно обрела новый золотистый оттенок.

— Герти Ловелл! — воскликнул капитан. — Надо же, а мне всегда говорили, что у этих девушек за душой ни гроша!

— Каменное сердце нашего старика разбилось, это я знаю точно, — заверил Тедди; он занимал таинственное, но во всех иных отношениях вполне удовлетворительное место в конторе неподалеку от Хаттон-Гарден и отличался беспредельной искренностью и прямотой в обсуждении чужих дел.

— Значит, где-нибудь в Австралии или Америке, если не дальше, неожиданно объявился богатенький дядюшка — овцевод, свиновод, а может быть, сам алмазный король, — предположил капитан, — и наш Билли держит нос по ветру. Уж что-что, а это он умеет.

Мы согласились, что без подобного объяснения не обойтись. Однако следует честно отметить: во всех прочих аспектах рыжеволосую Герти Ловелл вполне можно было считать той самой особой, которую разум, без сомнения, выбрал бы в пару Искушенному Билли. Увы, в подобных вопросах с рассудком советуются далеко не всегда.

Солнечный свет не благоволил к мисс Ловелл, однако вечером, при умеренном освещении, леди производила впечатление очаровательной юной девушки. В лучшие минуты ее трудно было назвать красивой, но в моменты неблагоприятные проявлялись черты благородства и хорошего воспитания, что неизменно спасало ее от пренебрежения. К тому же Герти безупречно одевалась. По характеру она вполне соответствовала идеальному образу светской дамы — всегда обаятельной и, как правило, неискренней. За религией отправлялась в Кенсингтон, а за моралью — в Мейфэр. Литературные познания черпала в библиотеке Ричарда Мьюди, а искусство изучала в галерее на Гросвенор-сквер. За каждым чайным столом с равной свободой и беглостью рассуждала о филантропии, философии и политике. Мысли ее всегда гарантированно соответствовали новейшим течениям, а точка зрения непременно совпадала с точкой зрения собеседника. Когда в клубе один известный романист попросил миниатюрную миссис Бунд, супругу художника, описать мисс Ловелл, та несколько мгновений молчала, поджав хорошенькие губки, а потом изрекла: