Леди Чудо - [107]

– Вон, я вижу их, – указывает пальцем Айзек, а я ловлю руль, когда машину начинает заносить. И его я не виню, потому что помочь хочет, не специально, переживает. А внутри меня с каждой секундой скапливается злость на эту маленькую девочку, создавшую мне столько проблем. Если бы не она, то мне никогда не была доступна доброта, открытое сердце и встреча с Анжелиной. Так могу ли винить её? Нет. Нет, Артур, не имеешь права. Но кто-то же виновен в том, что сердце отчего-то такое тяжёлое.

Подхожу к плачущей Анжелине, обнимающей ребёнка, и неприятно внутри. Смотрю на них и мысли о том, что лучшей матери, чем она, Венди никогда не обретёт. Человека, бездумно бросающегося на защиту ребёнка, никогда больше не встретим мы. Такую женщину страшно терять.

Её затуманенные слезами глаза встречаются с моими, и она улыбается, поглаживая ревущую девочку по голове. Люблю ли я её? Нет… нет. Это другое. Словно я знал её когда-то, очень давно, но забыл. И сейчас воспоминания медленно возвращаются, как и возвращаются краски этого мира, сердцебиение, желание двигаться и жить. Не существовать, а оставить после себя яркий свет, как делает это она. Я знаю её, откуда-то знаю, но не помню. Вряд ли мы когда-то встречались, наши пути никогда не пересекались, а я с точностью узнаю, как тепло внутри. Я чувствовал это прежде, но не так ярко, как с ней. И она была рядом, где-то… была.

– Венди, зачем ты это сделала? – После долгих слёз Анжелина обхватывает лицо ребёнка ладонями, а я присаживаюсь на корточки. Молча. Просто побыть рядом с ними, словно моя семья.

– Она… эта стерва выбросила все мои подарки… она… она сказала, что Санты нет! Она сказала, что ненавидит меня и она… хочу, чтобы коньки отбросила! Она недостойна кататься на коньках! Пусть она уедет, – Анжелина поворачивается ко мне, а что я могу. Глубоко вздыхая, ищу хоть какие-то слова, но не умею.

– Во-первых, милая моя, нельзя свою маму называть стервой. Во-вторых, желать такого никому нельзя. И в-третьих, Санта существует, просто многие взрослые не хотят верить в него, а выбирают другое. Многое в этом мире существует, только проще не видеть этого, заверяя себя, что всё плохо. Но главное, что видишь и чувствуешь ты, Венди. Пусть тебе скажут, что небо красное. Для кого-то оно именно такое, а для тебя голубое. Тебя будут заверять во многом, но это не означает, что ты должна портить мебель и одежду. Ведь это принадлежит твоему дяде, ты сделала хуже не Хелен, а себе, мне и твоему дяде. Нельзя так поступать, милая, ты нас до смерти напугала своим поведением. В Рождество так нельзя, – мягко отчитывает её Анжелина, а я думаю о своём. Я понимаю её, сейчас понимаю отчего-то, но хочу большего. Знать все тайны, все страхи, проблемы, решать их, помогать ей во всём, пусть это будет даже уборка комнат. Быть рядом, слушать эти слова и увериться в них. Мне тоже необходима вера, а она есть только вблизи Анжелины.

– Она выбросила мои игрушки, прямо за дверь, Энджел! – Возмущается Венди.

– Тебе следовало сказать мне об этом, Венди. Я старше, и я мужчина, это моя обязанность защищать тебя и наказывать обидчиков. Не переживай, Хелен будет наказана за своё поведение, но и ты тоже. Я не собираюсь терпеть такой бунт. Если ты чем-то недовольна, то приди и скажи. Что-то тебя волнует, приди и скажи мне. Не ори, не истери, не убегай – приди и расскажи мне, мы найдём выход. Я отвечаю за тебя, Венди, перед всеми, даже перед собой. И я, обещаю, что не буду ругать тебя за твои желания, но и исполнять их все тоже не буду. Мы будем искать компромисс. А что до игрушек, ты напишешь новое письмо, впереди Новый год и Санта получит твоё письмо, если ты будешь вести себя хорошо, – сам удивляюсь, откуда появляется эта речь. Но улыбка Анжелины, гордость в её глазах дарят мне невероятный подъём снова. У меня получается, немного, но получается быть ближе к чужому ребёнку.

– Дядя Артур, прости меня. Она сломала куклу мою и машинку, а ещё карету… наступила на неё. Она не любит меня, и она не заслужила мою любовь, – упрямо мотает головой Венди.

– Милая моя, любовь нельзя дарить по собственному желанию. Сегодня люблю, а завтра нет. Такого не бывает. И даже когда мы ругаемся, ссоримся и кричим, обижаемся и обижаем, мы продолжаем любить. Любовь не уходит никуда, и у твоей мамы так. Когда взрослые расстроены или же недовольны, то они срываются на самых близких и любимых. Но они любят их, потому что знают, будут прощены. Они нуждаются тоже в жалости и поддержке, иногда это необходимо. Твоя мама очень нервничает перед свадьбой… – отвожу взгляд от Анжелины на этих словах, и чувствую себя последним мерзавцем.

Как я могу обманывать её и себя? Что я, вообще, могу? Что делать должен и как будет лучше? Не могу ответить, потому что не готов сам решить это для себя. Но я знаю, все чувства свои знаю к Анжелине. И они не исчезнут, будет хуже, намного хуже, если я отпущу её. Я потухну снова, и всё станет тёмным. Хочу мёрзнуть, хочу чувствовать боль и радость. Хочу всё это. Пусть даже будет невыносимо, но хочу быть живым. Хочу познать многое и наконец-то не боятся этого. Хочу. Но могу ли себе это позволить?