Леди, будьте плохой - [83]

Однако Грейс занимали не попечительские дела. Она просто разрывалась от желания поделиться новостями, но хотела, чтобы присутствовали все, а Пенелопа еще не приехала.

– Тебя что-то беспокоит, Грейс? – Беатрис, сидящая на каменной скамье у гравийной дорожки, участливо посмотрела на нее. – Ты выглядишь очень… встревоженной. Все хорошо?

– О да. Все прекрасно. – Она подавила смешок. Прежняя Грейс Марлоу никогда не хихикала. Новая обнаружила, что хихикает в самые неподходящие моменты. – Более чем прекрасно. Я расскажу вам об этом, когда…

– Ну наконец-то добралась! – донесся до них задыхающийся голос Пенелопы, идущей по тропинке. Добравшись до увитой пышно цветущей китайской плетистой розой арки, обозначающей вход в розарий, она остановилась, обмахиваясь перчаткой. – Простите, что опоздала. Заезжал Юстас вот с этим прелестным букетиком. – Она указала на очаровательный пучок красных розовых бутонов, приколотый к ее шляпке. – Разве они не миленькие? И как вы понимаете, мне пришлось должным образом поблагодарить его, прежде чем умчаться.

– Красные розы. – Марианна сидела на другой скамейке, напротив Беатрис. – Знак страсти?

Пенелопа подошла, чтобы сесть рядом с ней, и с преувеличенным усердием стала расправлять юбки. В конце концов она подняла лицо и посмотрела на подруг с непривычно застенчивым выражением в глазах.

– Да, собственно говоря, Юстас признался мне в любви.

Марианна обняла Пенелопу за плечи.

– О, Пенелопа, как чудесно! Я знала, что он влюблен до безумия, И думаю, что ты тоже влюблена в него. С тех пор как в твоей жизни появился Юстас Толливер, ты не выказывала интереса ни к какому другому мужчине.

Пенелопа улыбнулась:

– Да, признаюсь, что я влюблена в этого сентиментального дурака.

– Ты собираешься избавить бедолагу от страданий, – спросила Беатрис, – и выйти за него замуж?

Пенелопа пожала плечами:

– Я еще не решила. Мне нравится жизнь «веселой вдовы». Я не знаю, готова ли снова отказаться от своей независимости.

– Ты обнаружишь, что можешь быть такой же веселой женой, – улыбаясь, сказала Беатрис, – с чем, я уверена, согласится Марианна.

– Даже более того, – мечтательно поддакнула Марианна.

– Надеюсь, ты согласишься выйти за него, – сказала Грейс. – Он смотрит на тебя с такой страстью, что боюсь, ты разобьешь его сердце, если не согласишься.

– Посмотрим, – ответила Пенелопа. – Довольно приятно видеть, что мужчина так ослеплен любовью ко мне. Я не хочу уступать ему слишком скоро. Пожалуй, я предпочту, чтобы он еще немного поухаживал.

– Не затягивай с этим, – заметила Вильгельмина, склонившаяся над кустом белых роз. – Он может устать ждать. А говоря о «веселых вдовах», – она выпрямилась и повернулась к подругам, – полагаю, Грейс есть что рассказать нам.

– О Боже мой! – воскликнула Пенелопа, подаваясь вперед и склоняя голову набок, чтобы внимательно посмотреть на Грейс. – В тебе появилось сияние. Разве не так, дамы? Только посмотрите на нее. Грейс Марлоу, ах, хитрюга, ты ведь сделала это, да?

Грейс рассмеялась, потом вспомнила, что Рочдейл говорил о ее смехе, и щеки вспыхнули.

– Да, сделала. Я теперь на самом деле «веселая вдова». Рочдейл и я стали любовниками.

– Как чудесно!

– Не могу в это поверить!

– О Боже мой!

– С Рочдейлом?

– Я так рада за тебя, Грейс!

– Ты действительно сияешь.

– Ты счастлива?

– Ты влюблена в него?

– Говорят, что он лучший любовник в Лондоне.

– Расскажи нам все.

Заставив их всех поклясться хранить тайну, она рассказала о Ньюмаркете и Рочдейле. Грейс обязана была рассказать им правду, поскольку это была часть пакта «веселых вдов». Рассказывая интимные подробности, она чувствовала себя не так свободно, как Пенелопа или Беатрис, но она действительно хотела, чтобы ее самые дорогие подруги узнали, как она изменилась.

– Конечно, вы были правы, – сказала она, – все вы, когда говорили, как важно в жизни физическое наслаждение. Я просто не знала, что я упускаю.

– Старый епископ никогда не заставлял твои глаза сиять так, как сейчас, правда? – спросила Пенелопа.

– Да, боюсь, что такого не было никогда. Мне кажется, епископ вообще считал брачные отношения не удовольствием, а всего лишь грубыми физическими порывами, которым мужчины вынуждены время от времени поддаваться. Мне жаль, что он так чувствовал, но он не мог измениться. Теперь я думаю, что была для него неподходящей женой. Понимаете, вначале у меня были эти порывы, но он не позволял мне выражать их. Сейчас, когда я поддалась им, я чувствую себя гораздо более живой и настоящей. Я не та женщина, которой он считал меня, не чопорный образец добродетели. И я больше не хочу привязывать себя к его памяти и быть вдовой епископа. Мне нужно начинать свою собственную жизнь, жизнь Грейс Ньюбери-Марлоу.

– Благодарение небу, ты наконец-то поняла это, – воскликнула Марианна, беря Грейс за руку. – Это изменяющее всю жизнь прозрение, да? Я прошла через то же самое с памятью Дэвида, я так упорно связывала свою личность с образом его жены и вдовы, что не могла и представить, как откажусь от них. Из-за этого я почти потеряла Адама. Я так рада, что ты решила выйти за рамки памяти епископа.

– До такой степени, – ответила Грейс, – что решила не продолжать работу по редактированию его проповедей. Я неподходящий человек для этого дела. Мое сердце больше не лежит к этой работе, теперь я нахожу, что не могу согласиться со всем, что он написал, особенно о роли женщин и об их врожденной слабости.