Леди-босс - [8]

Больше из того дня я ничего не могу вспомнить.

Говорили, что я села в снег рядом с ним и пыталась обтереть его залитое бело-красным месивом лицо рукавом шубы. Потом пыталась тащить куда-то прочь, ухватив под мышки его тяжелое тело, и всех отпихивала, молча и деловито.

А потом бросила его и пошла куда-то, слепо глядя перед собой и хихикая…

«А КТО ВЫ ТАКАЯ, МАДАМ?»

Наверное, в том, что я выкидывала все последующие дни, после того как очухалась, было все еще что-то вывихнутое. Перепуганная медсестра из команды Авербаха сунулась ко мне с какими-то прописанными уколами, но я ее вышибла из спальни вместе с ее капельницами и шприцами. Снотворные мне были не нужны, я и так рухнула в койку как подрубленная и проспала еще почти двое суток. Но это был уже совсем другой сон, без всего этого сумасшедшего зеркального мельтешения, без сновидений.

Единственное, что успела узнать, пока не отключилась: Сим-Сима, оказывается, тоже привезли из Питера спецрейсом вертолета на территорию и уже успели похоронить, почти три недели назад, в фамильной усыпальнице, где покоилась Нина Викентьевна, в четырех километрах от нашего дома. Это Элга обнаружила в его бумагах запись, где он выразил такое желание. На всякий случай. Пожелание было давнее, сделанное еще при прежней Туманской, Карловна приняла такое решение сама, поскольку я решать ничего не могла. Еще она мне успела сказать, что Чичерюкин после похорон умотал в Санкт-Петербург, где раскручивается какое-то следствие и где в целях установления истины до сих пор держат «мерс» Туманского, при котором находится и шофер Петька Клецов. А основную охрану на джипе отпустили почти сразу, потому что лопухнулись они мощно и ничего никому толком показать не могли.

Она пыталась еще что-то объяснять, подсовывала мне папочку с газетными вырезками, показывала толстенную пачку телеграмм с соболезнованиями, среди которых были даже правительственные и от каких-то губернаторов, с которыми Туманский корешевал, но я попросила Карловну уняться.

Гаша меня будила только для того, чтобы влить в меня ведьмацкие доморощенные снадобья, но в основном чудодейственные Цоевы бульоны и кашицы, убойно вкусные, явно из репертуара китайских императоров.

Они пробовали заставить меня пользоваться фаянсовой «уткой», но я грохнула ее об паркет, и Элга и Гаша водили меня в сортир, поддерживая под мышки, потому что я фактически не просыпалась.

Смылась от них я втихаря, на третьи сутки, до рассвета, когда было еще темно. Вышмыгнула из спальни, поднялась по лестнице выше этажом, в свою светелку, и обмундировалась: извлекла из шкафа сапоги для верховой езды, со шпорами, влезла в свои бриджи, в теплый свитер и надела стеганую куртку-парку. Моя меховая шапка из чернобурки (под. главную шубу) на уменьшившемся кумполе волос вертелась, как на подшипнике, я ее отшвырнула и замотала голову косынкой вроде рокерской банданы.

Я вышла из дома. У меня хватило ума не нацелиться на канадский снегоход в гараже: от его грохота наверняка поднялся бы весь дом, и меня отловили бы все эти сердобольные плакалы и плакальщицы.

Голова еще покруживалась, но подставками я двигала уже почти уверенно. Только задохнулась от свежего холодного воздуха и немножко посидела на ступеньках парадного выхода.

Конюха Зыбина на конюшне еще не было — мне повезло. Чистокровный аработуркмен Султан, на котором еще с год назад гарцевала Нина Викентьевна и который после нее к себе никого, кроме Сим-Сима, не подпускал, занервничал, бешено кося фиолетовым глазом, но моя верная кобылка Аллилуйя обрадованно заржала и ткнулась теплыми губами в мой нос — соскучилась, значит. Прошлым летом, после того как она попробовала меня на характер, мне пришлось задать ей трепку, в общем, отметелить, работая удилами, шпорами и хлыстом, — она признала, что была не права, и мы с ней плотно задружили. Два остальных коника относились ко мне вежливо, но особых чувств не питали.

Я занялась потником, уздечкой и всем прочим, в который раз поминая добром Панкратыча, который приучил меня к лошадям лет с пяти, подседлала кобылку и вывела ее за повод наружу.

На главных воротах меня могли застукать, поэтому я слиняла через боковые, служебные, где охраны не было, а был автомат-замок с кодом.

В общем, мы смотались без шухера.

Больше всего я боялась, что Аллилуйя начнет вязнуть в заснеженном лесу, выбьется из сил и нам придется возвращаться. Но оттепель стояла уже не первый день, наметенные сугробы плотно просели, кое-где уже появились темные проталины с прошлогодней листвой, к тому же на старых тропах утренником отвердило наст, так что кобылка двигалась хотя и неспешно, но уверенно, аккуратно выбирая, куда ставить копыта.

Я понимала, что смыться с территории незамеченной невозможно, меня конечно же засекли телекамеры наружки, но надеялась, что в отсутствие старшого, то есть Кузьмы Михайлыча Чичерюкина, дежурный на пульте не решится поднять хай.

Была почти середина февраля, день занимался рано и обещал быть ослепительно-ярким, какими бывают дни на сломе зимы. О скором приходе весны возвещала насыщенная синь высокого неба и громадный шар ликующего солнца.