Лэд - [58]

— Я не подвержен слащавой сентиментальности, — проговорил чуть смущенно Хозяин, — но в тот день, когда будет принят ваш идиотский закон об уничтожении собак, во всем мире раздастся жалобный плач маленьких детей — детей, скорбящих о ласковых защитниках и товарищах по играм, которых они любили всем сердцем. А еще будет миллион мужчин и женщин, чьи жизни разом станут пустыми, одинокими и безрадостными. Разве эта война приносит не достаточно слез и горя, чтобы вы приумножали их, убивая наших собак? И кстати говоря, разве служебные собаки не достаточно подвигов совершили в Европе, чтобы гарантировать справедливое отношение к их собратьям, оставшимся дома?

— Все это нагромождение сентиментальной чепухи, — провозгласил Глюр. — Все до последнего слова.

— Верно, — с готовностью признался Хозяин. — То же самое можно сказать обо всем, что по-настоящему ценно в нашей жизни.

— Помните, какие у меня были отменные собаки, — сказал Глюр, заходя с другой стороны. — Они стоили, в пересчете на штуку, дороже, чем собаки любого питомника в стране. Шикарные собаки у меня были. Вы наверняка помните того красавца мраморного колли и…

— И вашу редкостную прусскую овчарку? Или это была простофильская овчарка? Та, которую вам продал человек из Чикаго за тысячу сто долларов, — подсказал Хозяин, пряча усмешку. — Я помню. Я их всех помню. И что?

— А то, — возобновил свою речь Глюр, — что никто не сможет обвинить меня в том, будто я не делаю того, к чему призываю других. Свою важную кампанию я начал с того, что избавился от всех собак, которыми владел. Поэтому я…

— Ага, — согласился Хозяин. — Я читал об этом месяц назад в вашей местной газете. Среди ваших собак началась чума, и вы, вместо того чтобы позвать ветеринара, стали лечить их каким-то своим методом. И они все погибли. Какое невезение! Или вы специально так сделали? Ради своего важного дела? Мраморного колли особенно жаль. Он был…

— Ну, я вижу, с вами говорить бесполезно, — с раздражением выдохнул Глюр, тяжело поднялся и заковылял к машине. — Я весьма разочарован, потому что, честно признаюсь, считал вас менее тупоголовым и более патриотичным, чем эти мужланы.

— Ничуть не менее, — жизнерадостно согласился с оценкой Хозяин. — Ничуть, и страшно этому рад.

— Тогда, — подвел итог Глюр, залезая в автомобиль, — раз вы такого мнения об этом деле, нет смысла звать вас на маленькую скотоводческую ярмарку, которую я провожу через неделю. Средства от нее пойдут в том числе и в Лигу Экономии Провизии, знаете ли. А вы, как я понял, не поддерживаете…

— Лигу я поддерживаю всей душой, — заверил его Хозяин. — Карточка Лиги вывешена в нашем кухонном окне. Мы вступили в ее ряды и продвигаем ее идеи повсюду, где только можно, вот только собак ради нее не убиваем. Но в программе Лиги ничего такого нет, как вы и сами прекрасно знаете. Расскажите подробнее о ярмарке.

— Это мероприятие для соседей. — Глюр все еще дулся, но упустить возможного участника своей ярмарки он никак не мог. — Соберем сколько-то местной скотины. Будет кубок и розетка для лучшего представителя по породам и обычные ленты для второго и третьего мест. Взнос — три доллара за каждого животного. Всего один класс на породу. Допускаются только животные, выращенные самими участниками. Вход на ярмарку пятьдесят центов. Основной доход пойдет Красному Кресту. Я предложил для проведения южный луг в «Башнях» — тот самый, где проходила специальная выставка собак. И еще выделил сто долларов на организацию. Судить будет Микельсен.

— Крупным скотом я не занимаюсь, — сказал Хозяин. — Моя маленькая Буренка — единственная породистая телка, которую я вырастил. Сомневаюсь, что на ярмарке она займет хоть какое-то место, но готов привезти ее хотя бы ради того, чтобы список конкурсантов был подлиннее. Пришлите мне бланк заявки, пожалуйста.

Когда автомобиль Глюра запыхтел прочь, Лэд уныло поплелся к дому. Он был недоволен и несчастен. Отыскать запах человека, которого он загнал на дерево, не составило труда. Колли прошел по его следам через кустарник и лес, пока они не вывели его к шоссе.

И там он был вынужден остановиться. Еще будучи щенком, он выучил границы Усадьбы так же хорошо, как знали их Хозяйка и Хозяин, и твердо усвоил, что сфера его полномочий лежит внутри этих границ. За ними он не вправе преследовать даже самого опасного нарушителя. Шоссе для него было вне досягаемости.

Вот почему Лэд постоял-постоял у обочины и медленно повернул обратно. Погоня окончена, но гнев его не иссяк, и запах чужака навсегда остался в его памяти. Этот человек коварно проник на территорию Усадьбы, и ему удалось сбежать безнаказанно. Вот какие мысли крутились в собачьей голове…

Животноводческая ярмарка и в самом деле оказалась совсем немногочисленной, зато проводилась она среди чудесных пейзажей. По двум сторонам большого заливного луга на берегу реки Рамапо выросли временные загоны. Третья сторона ограничивалась чем-то вроде зрительной трибуны под навесом. Поросший деревьями берег реки служил границей с четвертой стороны. В центре луга веревками выгородили судейскую площадку, чтобы потом класс за классом заводить туда скотину.