Лед - [94]

Постепенно Диана начинала понимать, что поддалась безотчетному порыву, пожалела, что не осталась у себя в комнате.

Вдруг она услышала скрип железной двери, но на этот раз та закрылась и Диана осталась в абсолютной темноте! Перед ней словно загородили дорогу, и она совсем потеряла способность ориентироваться. Диана больше не различала ни собственного тела, ни рук, ни ног, вокруг была плотная тьма. Взгляд не мог проникнуть за нее. Сердце снова отчаянно забилось, во рту пересохло. Она повернулась вокруг себя, но легче от этого не стало. По-прежнему гудела вентиляция, капала с потолка вода, но эти звуки были очень далекими, значили не больше, чем облачко тумана для терпящего крушение корабля. Вдруг она вспомнила, что в заднем кармане джинсов лежит мобильный телефон, и вытащила его дрожащей рукой. Экран светился так слабо, что Диана испугалась. Он еле освещал кончики ее пальцев. Она медленно двинулась вперед, пока кружок бледного света не нашарил кое-что еще, кроме ее руки: стену. Точнее, несколько квадратных сантиметров бетона. Диана пару минут шла вдоль стенки, пока не набрела на выключатель. Неоновые лампы мигнули и зажглись, она двинулась в ту сторону, откуда слышался звук закрывшейся двери, оказавшейся такой же, как и та, через которую Диана попала в подвал. Она подняла засов, но сообразила, что тот потом опустится сам собой и выбраться будет невозможно. Побродив еще какое-то время по подвалу, Диана нашла в свалке всякого хлама плоскую дощечку и просунула ее между створок двери, чтобы засов не опустился.

Лестница, застекленная дверь… Она узнала помещение, в котором уже была. Поднявшись на несколько ступенек, Диана остановилась. Дальше идти было бесполезно. Она знала, что наверху располагается камера слежения, а за ней — бронированная дверь, ведущая в тамбур.

Кто-то по ночам проникал в сектор А, проходил мимо камер слежения, пользуясь служебной лестницей и подвалом. Но камеру возле бронированной двери обойти невозможно. У Дианы вспотели руки, и все сжалось внутри. Она поняла, что все это значит. Кто-то договорился с охраной сектора А.

Диана сказала себе, что, может, и нет никакого сговора. Просто охранники, вместо того чтобы спать, режутся в покер или к М. Монду тайком ходит подружка из персонала. Но в глубине души она понимала, что дело совсем в другом, знала это слишком хорошо. Диана забрела на территорию, где царили безумие и смерть. Ни то ни другое не находилось под контролем, как ей раньше казалось. Непостижимым образом им удалось выбраться наружу. Здесь вершились какие-то мрачные дела. Она приехала в институт и помимо воли вступила в эту игру.

18

Снег падал все гуще и гуще, когда Сервас припарковал свою машину у жандармерии. Часовой дремал, опустив решетку. Чтобы пропустить Серваса, ему пришлось ее поднять. Держа перед собой тяжелую коробку, Мартен направился в конференц-зал. Коридоры были тихие и пустые, приближалась полночь.

— Зайдите сюда, — раздался чей-то голос, когда он проходил мимо одной из дверей.

Сервас остановился и заглянул в открытую дверь. За небольшим столом в полумраке устроилась Ирен Циглер. В кабинете горела всего одна лампа. Сквозь шторы было видно, как в свете фонаря кружатся снежные хлопья. Циглер зевнула, потянулась, и Сервас догадался, что она задремала, ожидая его. Ирен взглянула на коробку и улыбнулась. Эта полуночная улыбка вдруг показалась ему очаровательной.

— Что это у вас?

— Коробка.

— Вижу. А внутри что?

— Все, что касается самоубийств.

— Это Сен-Сир вам дал? — В ее зеленых глазах вспыхнул огонек удивления и любопытства.

— Хотите кофе? — спросил он, положив коробку на соседний стол.

— Маленький с сахаром, пожалуйста.

Он вышел, подошел к автомату в коридоре и вернулся с двумя пластиковыми стаканчиками.

— Держи.

Она удивленно на него посмотрела.

— Наверное, нам пора перейти на «ты», правда? — словно извиняясь, сказал Сервас и вспомнил, как легко это получилось у Сен-Сира.

Черт возьми, почему у него никогда так не выходило? Но теперь он решился. Помог то ли поздний час, то ли милая улыбка Ирен.

— Ладно, договорились. — Она снова улыбнулась. — Как прошел обед? Расскажи, какие новости.

— Нет, сначала ты.

— Нет, ты.

Он присел на край стола и увидел на экране компьютера, что Ирен раскладывала пасьянс «Солитер». Мартен принялся рассказывать, и она слушала, ни разу не перебив.

— Невероятная история! — воскликнула Циглер, когда он кончил рассказ.

— Меня удивляет, что ты ничего об этом не слышала.

Она слегка нахмурилась, поморгала и возразила:

— Нет, смутно что-то припоминаю. Какие-то газетные статьи, может быть. Или разговоры родителей за столом. Не забывай, что тогда я еще не служила в жандармерии. Мне ведь было столько же лет, что и тем подросткам.

До него вдруг дошло, что он ничего о ней не знает, даже того, где она живет. Да и Ирен о нем. Всю неделю их разговоры были только о расследовании.

— Но ты же жила не так далеко отсюда, — настаивал Сервас.

— Мои родители обитали в пятнадцати километрах от Сен-Мартена, в другой долине. Я ходила в школу не здесь. Для подростка жить в другой долине — все равно что в другом мире. Для ребенка пятнадцать километров — как целая тысяча для взрослого. У каждого подростка своя территория. В то время я ездила на школьном автобусе в лицей в Ланнемезане. Это двадцать километров от дома и сорок отсюда. Потом училась на юридическом факультете в По. Теперь, когда ты сказал, я вспоминаю, что на переменках были какие-то разговоры о самоубийствах. Скорее всего, они просто стерлись из памяти.