Лёд - [8]

Посидел я немного, отдышался. Вспомнил книжки, которые в школе читал, да и потом. Вспомнил, что многие болезни через жидкость передаются. Вот и мне передали, кажется, «из слюны в кровь» это называется. Но, мать-перемать, быстро-то как! Часа еще не прошло, как меня эта хрень на лапах тяпнула.

Только это ладно, черт с ним. В другом дело — линять надо отсюда, пока чего похуже не началось. И мысль эта в моей башке как гвоздь засела: линять, рвать когти!

Ладно, думаю, сейчас не каменный век, и мы не в какой-нибудь Африке, откачают — лишь бы здесь не зависнуть. Пойду погляжу, чего там мужи ученые наковыряли и собираются ли они отваливать. А ветер, слышу, крепчает. Как бы чего не вышло.

Но, видать, долго я проковырялся в сортире;

Выхожу в отсек и слышу, как рыженькая эта

— Скалли — говорит кому-то:

— По результатам осмотра очевидно: люди убили друг друга. Трое из них задушены, вокруг шеи четко видны странгуляционные линии. А Рихтер и Кэмпбелл покончили с собой, застрелились. Также наблюдаются повреждения тканей, вызванные лихорадкой.

Я вошел в отсек, смотрю — там и второй федерал сидит, Молдер, а рыженькая цыпа ему всю эту бодягу и разъясняет. Да, думаю, ну у ребят и работка — выяснять, кто, как и от чего копыта откинул. Только мне сейчас не до сочувствии, у меня свои интересы есть.

— У них у кого-нибудь были темные пятна, как у собаки? — спрашиваю.

— Нет, — отвечает Скалли, — черные узелки отсутствовали у всех. Я поближе подошел.

— Так, значит, темные пятна никак не связаны с тем, что эти ребята друг друга перебили? — говорю. — Да?

— Я бы не стал исключать такую возможность, — это сзади Ходж вмешался. Он только что вошел и теперь снимал с рук тонкие резиновые перчатки: — Я только что еще раз обследовал собаку. Так вот — у нее черные пятна исчезли.

— Что бы это могло значить? — спрашивает Молдер.

— Возможно, темные пятна — это симптом заболевания, но только на ранней стадии.

И все они вышли из отсека. А я стою, и до меня тихо доходит, что это действительно амба. Но линять надо. Если я и загнусь, то хоть в миру, а не на этом богом забытом мысе в двухстах пятидесяти милях севернее Полярного круга. Не-ет, ребята, шиш, кто как хочет, а я лыжи отсюда навострю. Да и свистят они, похоже, все, на понт берут. Ну, не такой человек Медведь, чтоб его так запросто в покойники записать. А они этого очень хотят. И ведь непонятно — почему. Темнят, крутят. Ла-адно, разберемся.

Пошел я пока таскать мешки с трупами в неотапливаемую кладовку — типа, больше некому этим делом заниматься, как только пилоту. Вижу, вобла Да Сильва этак брезгливо двумя пальчиками берет упакованный в полиэтиленовый пакет пугач — «беретту», кажись, — и откладывает в сторону — на ее драгоценных бумажках лежал. А Молдер давай опять разглядывать листок. Бумага грязная, в пятнах Крови. Я в нее уже заглядывал — каракули, словно ребенок писал: «Мы не те, кто мы есть». И так четыре раза. А федерал этот уже в пятый раз за листок хватается и внимательно так разглядывает. Как будто там все написано, что здесь приключилось.

Когда я вернулся, оттащив последний труп, Молдер все еще стоял и пялился в эту записку. Потом неохотно отложил, взял какую-то другую бумажку и окликнул Мэрфи:

— Дэнни!

А тот сидит — глухарь глухарем. Опять в астрал вышел, свои записи слушает. Молдер его еще пару раз окликнул, рукой перед глазами помахал. Только тогда Мэрфи в реальность вернулся, вздрогнул, обернулся и «ракушки» из ушей вытянул.

— Извини, — говорит, — розыгрыш против Майами, восемьдесят второй год. Помогает переключаться.

По-моему, все ученые — с прибабахом. Дело они, конечно, частенько полезное делают, но шарики за ролики у них точно заскакивают. Да и этот Молдер им под стать — крыша не совсем на месте. Но мне сейчас не до того. Темнят они что-то, ох темнят.

— Я что-то не могу разобраться в этой спутниковой фотографии, — это Молдер говорит. — Объясни, пожалуйста.

Мэрфи уткнулся носом в фотографию, чуть ли не пробуравил ее.

— Так, — говорит, — вот это — область Ледяного мыса. Приблизительная глубина вечной мерзлоты здесь три тысячи метров.

— Я еще нашел здесь вот эти цифры, — говорит Молдер, переворачивая листок. — Если я их правильно понимаю, команда обнаружила, что толщина слоя вечной мерзлоты здесь в два раза больше.

— Ну что ж, — откликнулся Мэрфи, откидываясь на спинку стула, — очень хорошо. Цифры говорят, что здесь вогнутая топология. Похоже, они бурили внутри метеоритного кратера.

Надоело мне эту бодягу слушать, пошел я в другой конец центрального отсека. А там — не лучше.

— Вы ошибаетесь, — доказывает рыженькой селедка-Ходж, — это невозможно.

— Я провела анализы двух образцов, — чуть ли не вопит Скалли.

На ее голос даже народ начал стягиваться:

Молдер с Мэрфи бросили свою топографию, мочалка сушеная тоже перестала в каком-то дерьме ковыряться.

— Что ты нашла? — Молдер спрашивает.

— Кажется, в крови Рихтера присутствуют следы аммиака.

— Это невозможно, — тянет свое Ходж, — аммиак бы распался при температуре человеческого тела.

Ну ни хрена ж себе штучки пошли, думаю. Аммиак в крови! Чего только не придумают.

— Я проверила всё системы фильтрации воздуха, — заявляет Да Сильва, — и не нашла никаких ядов.