Лёд - [5]

У меня вообще к бурению отношение паршивое. Дедуля мой, покойничек, рассказывал, что его папашка бурил в свое время в Техасе, нефть искал, еще до второй мировой. С тех пор и перебивается семейство с хлеба на чай — угрохал прадедушка все капиталы в это бурение, ни черта не нашел, да и у самого от расстройства чувств крыша съехала. А головастых что-то больше не рождалось, и капитал склепать не удалось никому. Я вот только смог кое-что сколотить, купил самолет, часть акций в мелкой авиакомпании. Да все равно — разве ж это деньги? С тех пор, как дедулины рассказики послушал, очень погано отношусь я к людям, что бурением заняты, и стараюсь от них подальше держаться. Не мое это дело.

А тут еще радиосвязь прервалась с этой станцией. Слухи вообще дурные пошли. И людоедство предполагали, и взрыв газа в найденном месторождении — хотя, кроме месторождения дерьма каких-нибудь вымерших мамонтов или еще черт знает кого, вряд ли там что найдешь, — и массовый психоз с не менее массовым самоубийством. Короче, все вспомнили, что могли придумать. Лажа это, конечно, но мне все эти бурения черт знает где и черт знает зачем тоже не нравились. Плевать, само собой, я версий не выдвигал и от разговоров на эту тему старался уклоняться, но ситуация — дерьмовая.

А тут — на тебе! Чиф Питере направляет меня в это самое богом проклятое место. И ведь придется лететь, никуда не денешься, Хендриксен гробанулся, Пайке выходной и кирной, остальные в разгоне с вечера. А мою птичку наладили, я свободен. Значит, мне и лететь. Полное дерьмо!

Но я все-таки рыпнулся:

— Чиф, а может, не стоит сегодня вообще вылетать? Прогноз дурной, да и у меня какое-то предчувствие нехорошее.

Питере тяжело на меня глянул и гулко хмыкнул. В предчувствия пилотов он верил — сам пилот, — но на попятную не пошел. Видать, сильно на него даванули.

— Повезешь фэбээровцев и каких-то высоколобых, — как будто ничего не слышал, продолжил он.

«Ничего себе, — подумал я, — еще и ФБР! Значит, фигня там капитальная, на мысе Ледяной».

— А феды — то хрен ли там будут делать? — спрашиваю.

— А это не твое дело. Тебе только нужно их привезти и увезти. Если зависнут, то улетаешь, как только они там устаканятся. Остальное — их дело.

«Ну-ну, — думаю, — вот так дела. Может, ребята, что говорили о людоедстве или массовом самоубийстве, вовсе не так уж неправы».

Только я рот хотел открыть, как Чиф рявкнул так, что стекла задребезжали:

— А ну, вали отсюда в шестой ангар! Люди тебя уже давно дожидаются!

После такого рыка ничего не оставалось делать, только поспешно ретироваться. Вот я и попылил к шестому ангару. Да тут по дороге движок джипа зачихал и начал глохнуть. Короче, день начался отменно. Видать, кончится он еще лучше.

Смотрю — на летном поле уже более или менее порядок навели, а посередь него опять Пайке стоит, и стоит уже нетвердо. Я притормозил рядом.

— Ну что? — спрашивает.

— А, — махнул я рукой, — дерьмо полное.

— Слыхал, — говорит, — феды к нам пожаловали?

О, и этот знает.

— Я же говорил, — гнусавит он и к фляжке прикладывается, — секта там, на Ледяном. Эти бурильщики мне сразу не понравились. Ученые, говорите? Ну-ну.

Плюнул я тут и пору лил дальше. Сразу они ему не понравились, как же. Да он их и в глаза не видел. Видели этих, с Ледяного, только Хендриксен с Йорком — покойнички, Питере, да еще О'Мэлли к ним как-то раз жрачку и аккумуляторы закидывал.

Подрулил я к ангару, смотрю — стоят. Трое мужиков да две девахи. Одна — рыженькая — симпотная, а вторая — белобрысая — так, мочалка сушеная. Вижу я, успели они погрызться между собой. Но это не мое дело, разводками заниматься. Мое дело — привези-увези да пошел на фиг.

— Народ, — говорю, — это вы летите на Ледяной?

— Да, — отвечает высокий молодой парень.

— Тогда, — говорю, — я тот, кто вас туда доставит. Меня зовут Медведь. Самолет на полосе, баки заправлены. Хватайте вещи — и вперед.

А тут один — такой тощий мужик с залысинами и длинным шнобелем, ну, ни дать ни взять, не человек, а селедка вяленая — корку отмачивает:

— Будьте, — говорит, — добры, ваши документы.

Я тут чуть ежика не родил.

— Документы? — говорю. — Мои единственные документы — это желание везти вас туда. Не нравятся такие документы — идите пешком.

Смотрю — молодой длинный усмехнулся. Ничего парень, может, еще споемся. Но если он федерал, то я ничего в жизни не понимаю.

Как выяснилось в полете — не понимаю. Он и рыженькая и оказались фэбээровцы. Молдер — парень — и Скалли. Аж специальные агенты. Ну да ладно. Хорошо хоть не эти двое — сушеная мочалка и вяленая селедка, а то геморроев было бы — выше крыши. А с этими двумя дело иметь, похоже, можно. Хотя… ФБР есть ФБР, и если федам вожжа под хвост попадет, то и с этими симпатягами дерьма нахлебаешься. Черт, и дернуло же меня самому вчера помогать механикам возиться с маслопроводом! Мое дело — сторона, и как можно более дальняя от начальства и федералов.

Посадка прошла более или менее гладко, хотя уже начинало пуржить и поземка полосу зализывала, Я заглушил двигатель, вылез из кабины и осмотрелся. Тишина, темнота и какая-то мерзопакостность на душе. И вой ветра. Станция словно вымерла — ни огня, ни звука, ни живой души. И спросил я себя (в который уже раз): а может, стоило мне вчера нажраться до визгу поросячьего и положения риз? Глядишь, был бы сегодня нетранспортабелен…