Лёд и порох - [23]

Толкнула окрашенную белилами дверь и оказалась на пыльном чердаке. Где-то в глубине белели два тюфяка, на которых свернулись женские фигурки, одна из которых тут же вскинулась на звук, а вторая так и осталась неподвижной.

— Мама?

— Ксюша, я уже и надеяться перестала. — вполовину исхудавшая женщина в длинной юбке и широкой черной рубашке бросилась на шею.

Ее черные густые волосы оказались щедро прорежены сединой, чего я точно помнила, раньше не было. У нас в роду женщины седеют только от стрессов. Что с ними произошло?

Я только кивнула в сторону безжизненной коротко стриженой спутницы.

— Беда у нас, Ксюша.

* * *

Люся успела поработать в клинике пластической хирургии, причем не косметической, а такой, настоящей пластики, когда из ничего восстанавливается лицо. Или делается совершенно другое. В свое время она с ума сходила от возможностей трансформации внешности, так что своим делом увлеклась всерьез. И так уж вышло, что не смогла отказаться от заманчивого предложения поработать в частном порядке. Не ведущим хирургом, нет, кто ординатору-второгодке доверит новое лицо делать. Сейчас бы голову свернуть хирургу, который ее на это подписал, но у того давно налажена бесперебойная поставка дров под сковородку.

Изначально намеченное омоложение оказалось на практике полной реконструкцией лица после взрыва детонировавшей раньше времени бомбы, предназначенной пассажирскому самолету. Три месяца, проведенные в незабываемых полутюремных условиях под контролем людей с автоматами, позволили Люсе научиться двум вещам — выхаживанию пациента в походных условиях и медитации, ибо ничем другим страх смерти не заглушался. Когда пациент полностью поверил в успех лечения, хирурга расстреляли тут же, а у Люси началась совершенно немедицинская карьера.

Их взяли на границе с Киргизией и долго делили между государствами. Позже потерпевшая стала обвиняемой и еще несколько раз сменила этот статус в зависимости от политической обстановки, актуального следователя и запросов адвоката. Папу Сережу вызвали к руководству еще в самом начале этой тягомотины, высказали официальное мнение насчет секс-джихада дочери полковника полиции и тот не нашел ничего лучшего, чем пустить пулю в висок из табельного оружия. Бедная мама разрывалась между лечением дочери после этой поездки, арестами и похоронами. Пришлось опустошить заначки, продать и родительскую и мою машины, дачу. Как-то раз, когда Люську выпустили под залог нашей старой квартиры, они ночевали на моей кровати и мама приняла историческое во всех отношениях решение.

— Я нашла твой дорожный список, немного вот расширила — она кивнула на четыре гигантских чемодана.

А я не могла отвести взгляда от совершенно безжизненной Люськи. Той самой егозы, которая планомерно отравляла мне всю сознательную жизнь больше не было. Девушка бессмысленно смотрела в потолок, не обращая на меня особого внимания.

* * *

Мысли носились в голове подобно курице с отрубленной головой. Но самая первая — как перевезти через полстраны женщин без документов.

— Мы тут купили у антикваров кое-что… — мама порылась в одном из чемоданов и достала паспорт на имя крестьянки Смоленской губернии 55 лет. Малость просроченный, ну и ладно.

— А наш взяли?

— Конечно.

Зашибись. Ксения Александровна Нечаева и Ксения Александровна Татищева едут с крестьянкой Когужевой. И ладно, где наша не пропадала.

— Мама, два дня побудешь ее горничной, хорошо?

— Конечно, доченька.

Я кубарем свалилась с лестницы, обняла Данилу и рванула в чес по магазинам. Траурный наряд для дальней родственницы прикупила у той же портнихи, что и обшивала раньше меня, там же справила дорожную шляпку и перчатки. Белье одолжу свое, а то какая-то подозрительно голая родственница у меня.

Маме все-таки решила прикупить одежду уровня экономки, в конце концов мало ли кто кем работает. С траурной повязкой на рукаве обе они олицетворяли скорбь.

Устя невозмутимо выслушала информацию, что в гостинице мы даже не заночуем, а называть наших гостий следует при людях и наедине по-разному. Обожаю эту девочку.

Даниле напоследок я положила в карман жилета пятидесятирублевую ассигнацию и выдала разрешение больше не ждать гостей.

* * *

В поезде пришлось вести себя настолько омерзительно, капризничая по мелочам, начиная с чистоты вентиляционной решетки в купе и заканчивая прической проводника, поминутно стращая всех своим родственником, что железнодорожные служащие наше купе обходили по дальней дуге. Еду Устя принесла из вагона ресторана сама. К середине пути мне попался похожий на старого тюленя начальник поезда, с которым я начала наоборот напропалую кокетничать, чем сбила с толку, так что на моих попутчиц у него времени явно не хватило.

В купе я зарывалась лицом в коротко остриженные рыжие прядки и боялась поймать безучастный взгляд. Люська реагировала на внешние раздражители и порой даже отвечала на вопросы, но смотрела словно с того света.

— А ты тут как? — наконец мы отвлеклись от ужасов начала двадцать первого столетия.

— Я? — ох, с чего бы начать, чтоб не так жутко было. — Вернулась накануне Пасхи тогда. За полтора месяца граф такой шорох навел! Фохта обвинил в моем убийстве.