Лед и пепел - [10]

— Иван, ты иди докладывай Мазуруку, а я не пойду. Напорчу я все! Сцепимся по методике самолетовождения и наверняка тогда потеряем в его лице поддержку? — стал я отнекиваться от этого разговора.

— А кто ему разъяснит все тонкости навигации! И вообще как это понять? Хватит курить, пошли! Он же твой друг! Столько пролетать вместе…

— Он мой начальник.

— Вот интеллигент! Этак ты завтра и от моей дружбы откажешься!

Схватив меня за руку, Черевичный силой втащил в кабинет начальника Полярной авиации. Заметив наши разгоряченные лица, Илья Павлович вышел из–за стола и, пожав нам руки, спросил:

— Вы что за возню затеяли, казаки? Чай, не через Карские ворота караван тащите, а в кабинет своего начальства зашли!

— Да вот, Илья Павлович, твой дружок стеснялся к тебе зайти, ну я его и толканул несколько, чтобы предстал перед твоими ясными очами!

Приветливо улыбаясь, Мазурук усадил нас и, закурив, сказал:

— Чую, неспроста зашли. Выкладывайте, «колумбы росские», что там затеяли?

— «Колумбы росские, презрев угрюмый рок, Меж льдами новый путь отворят на восток, И наша досягнет в Америку держава…» — продекламировал Черевичный. — Ломоносов, Илья Павлович, написал это двести лет назад, и два века потребовалось, чтобы соотечественники поняли его гениальные мысли. Путь–то на восток открыт нашими людьми. Плывут теперь наши корабли–кораблики, ломая льды…

— Зело витиевато ты начал, сыне, — перебил его Мазурук. — Знаю, что скажешь дальше: «…Успех плавания Северным морским путем зависит от знания законов дрейфа льдов. Эти льды надо изучать не у берега, а в высоких широтах…»

— Точно! А вот и проект нашей экспедиции. Посмотри и дай свое мнение. Кстати, Папанин в курсе и относится положительно!

— Бронируете поддержку авторитетов? Дипломатами стали. Но Иван Дмитриевич не летчик. А я несу ответственность за летную подготовку!

— Вот поэтому мы и пришли к тебе, как на суд божий, — вздохнул Черевичный.

Илья Павлович внимательно прочитал наш план и после долгой паузы тихо проговорил:

— Расписано здорово. Дело большое. Сам бы взялся за него, да руки связаны! Но в вашем проекте есть слабое место, казаки. Если мне не изменяет память, предельно допустимый полетный вес вашего самолета, согласно заводской инструкции, двадцать четыре тысячи килограммов, а ваши расчеты опираются на полетный вес в двадцать семь. Перегрузка–то равна трем тысячам килограммов. Нарушение? Безусловно. И с чреватыми последствиями! А кто понесет за это ответственность?

— Я, как командир самолета, в первую очередь, а перед высоким начальством — ты, Илья Павлович, как начальник Полярной авиации.

— Значит, мы оба преступники?

— Если держаться за инструкции, да, вы оба преступники, и ты, и Черевичный, — отозвался я. — Но, Илья Павлович, вспомни наш полет при высадке папанинской четверки на полюсе. Вспомни, какую перегрузку мы допустили, чтобы перевезти все огромное хозяйство Ивана Дмитриевича!

— Отлично помню, Валентин, на две тысячи килограммов больше. Но мы взлетали под двухсотметровый обрыв! Вам же придется взлетать со льда морской лагуны.

— Илья Павлович, лагуна имеет в длину около шести километров, лед ровный. Взлет будет строго против ветра. Полетный же вес в двадцать четыре тысячи килограммов рассчитан с поправкой на боковой ветер. Взлет с такой полосы с полетным весом в двадцать семь тысяч килограммов не только возможен, но и вполне безопасен! — поддержал меня Черевичный.

— Да разве я не знаю, что туполевская машина выдержит и большие перегрузки, а ты, Иван, взлетишь даже на утюге. А инспекция? Ее не объедешь и на кривом коне. Поэтому я предлагаю вам переговорить с главным конструктором, заручиться его одобрением. Он–то знает свое детище! В остальном я согласен и, где нужно, поддержу!

Долго, до глубокой ночи продолжался наш разговор. Мазурука интересовало все: продукты питания, одежда, палатки, радиоаппаратура, навигационные и пилотажные приборы и, конечно же, методика самолетовождения, выбор пригодной льдины для посадки. Скрупулезно, со знанием дела, он задавал вопрос за вопросом. Полярной авиации здорово повезло, что в нее пришел человек, в совершенстве владевший летным мастерством, с большими организаторскими способностями и тонко разбиравшийся в психологии человеческих отношений, главное же, на себе испытавший все коварства Арктики.

В те времена часто по каким–то непонятным причинам на командные должности выдвигались хорошие организаторы, но не специалисты в этой области, так что руководить Полярной авиацией запросто могли поставить и кавалериста, отличного рубаку–парня. Разговаривать летчикам с таким руководителем по вопросам полетов или материальной части самолетов было трудновато. Часто эти «рубаки», нарубив с размаха, быстро исчезали с занимаемой должности, оставляя после себя хаос, неразбериху, подорванный финансовый план. Поэтому, когда начальником Полярной авиации стал Илья Павлович Мазурук — настоящий летчик, кость от кости нашей, мы встретили этот день как праздник.

До Мазурука командование Полярной авиации считало, что в Арктике можно летать летом только на гидросамолетах, а зимой только на лыжах. Эта странная установка Ильёй Павловичем была отвергнута. Он поддержал инициативу летного состава. Да, в Арктике могут летать не только гидросамолеты, и уже летом 1939 года экипаж пилота Леонарда Густавовича Крузе на самолете с колесным шасси вылетел из Москвы до бухты Тикси, совершая посадку через каждые четыреста — пятьсот километров на естественные аэродромы. Это были морские галечные косы, тундровые плато или речные наносные образования. Посадки были совершены в Хабарове, Норильске, Амдерме, Усть — Каре, Каменном, Косистом и бухте Тикси. Этот полет не только разрешил давний спор — летать или не летать на сухопутных самолетах вдоль побережья Арктики, но и многие экономические проблемы. Населенные пункты, выбранные Крузе для посадки, и в настоящее время — главные посадочные точки воздушной трансарктической магистрали Москва — Анадырь, по которой ежедневно сквозь мрак полярной ночи, в пургу и циклоны, тысячи пассажиров летят на первоклассных турбовинтовых лайнерах.