Лед и фраки - [53]

Теперь Билькинс не успевал подавать команду. Люди работали, как бешеные. Обливаясь потом, при каждом движении хватаясь руками за все, что попало — только бы удержаться на ногах — команда выполняла все указания командира, как на образцовом учении. Не прошло и трех минут, — труба бура была поднята на высоту рубки. Через несколько сантиметров она должна была встретиться со льдом.

Вцепившись ногтями в ладони, Билькинс отдал приказание выдвинуть бур.

— Есть бур! — донеслось в ответ.

— Открыть клапан! Включить мотор! — резко бросал одну за другой команды Билькинс.

Вода хлынула в отверстие трубы. Поднимаемый бур не встречал никаких препятствий. Струя воды делалась все сильнее. Люди бросились врассыпную от трубы. Билькинс чувствовал, как по втиснутым в ладони ногтям стекает теплая кровь. Спокойно и резко, овладевая окружающими легче, чем самим собою, он чеканно бросил:

— Ни одного движения. Все по местам. Я буду стрелять.

Люди застыли. Никому не пришло даже в голову подумать над тем, из чего собирается стрелять командир.

Прикрыв на минуту глаза, Билькинс решительно повернулся к перископу и стал его быстро поднимать. Через минуту он прильнул к окуляру. По легкому потрясению он почувствовал, что труба перископа преодолела какое-то легкое препятствие. И сейчас же в глаза ему брызнул ослепительный свет. Медленно поворачивая перископ, он увидел, что «Наутилус» стоит у края широкой полыньи. В нескольких метрах от рубки начинается изрытая торосами поверхность ледяного поля. Билькинс оторвался от окуляра. Он знал, что если он сейчас же не возьмет себя в руки, то не выдержит и должен будет закричать от дикой радости. Но никто из экипажа об этом так и не узнал. Вместо того командир вынул из кармана револьвер и, спокойно глядя на стоящих перед ним людей, скомандовал:

— Старший механик. Прикажите приготовить горелку сварочного аппарата.

И, видя движение команды:

— Кто не нужен механику, должен занять свои места у машин.

Белые брызги расплавленного металла лились из-под главного люка. Стекая по ступенькам трапа, капли металла краснели. Потом делались совсем тусклыми и застывали на холодном железе палубы. Билькинс, казалось, с интересом наблюдал за этим огненным дождем.

Работавший сварочным аппаратом машинист, упершись спиной в люк, отбросил наверх его крышку.

Поток парного воздуха, как в баню, устремился внутрь лодки. Никто и ничем не мог теперь удержать на месте людей, с криком и нечеловеческим диким смехом устремившихся к струе.

Билькинс мутными глазами обвел мечущихся людей. Револьвер выпал у него из бессильно повисшей руки. И капитан, подогнув обмякшие, как ватные мешки, ноги, грузно рухнул на жалобно зазвеневшую под ударом его грузного тела палубу.

7. Решение короля, зависящее от повара

Хармон остался один на веранде. Он придвинул кресло к баллюстраде и устало откинулся на спинку. Прямо перед ним расстилалась темная гладь Луганского озера. Едва заметно дрожали на зеркале воды длинные мечи огненных бликов. Разрезая их, не спеша, попыхивая искристой трубой, к набережной подошел небольшой белый пароходик. Густая толпа людей в тирольских шляпах, с рюкзаками за спиной потекла по сходне. Хармон скривил губы и отвернулся. Взгляд его упал на мощный массив Сан-Сальвадора. Редкой ниткой огненных бусин намечалась от подножия к вершине трасса фуникулера. С острой шапки горы светлой полоской глядела веранда ресторана. И там люди. Хармон не видел их, но уже самый блеск веранды был ему противен. Он отвернулся. Долго и внимательно глядел он теперь в сторону едва намеченных на синем бархате неба вершин противоположного берега озера. Изогнутый Брэ почти сливался с рассеченной надвое горбатой спиной Бог- лио. Там не было огней. Может быть, там не было даже и людей. Хармон старался в темных складках гор угадать тишину и безлюдье, царящие на зеленых лесистых склонах. Ему захотелось под защиту раскидистых лап альпийских сосен. Он еще ни разу не видел их вблизи. Ни разу его нога не попирала каменистую грудь Альп. Ни разу не поднимался он к их снеговым шапкам иначе, как в автомобиле. Хотя бывал в итальянских Альпах каждый год с тех пор, как стал антрацитовым королем. И даже несколько раньше. Когда еще никто не замечал сияния угольной короны на его седой голове, хотя кое-кто уже и склонялся перед величием его текущего счета.

Хармон закрыл глаза изадумался.

Но в самом начале воспоминаний, когда он даже еще не успел выбраться за порог прокопченной угольной лавки своего первого патрона, старого скупого Леона Абрамсона, когда он только собирался предложить Абрамсону новый способ развески и доставки угля, нить воспоминаний разорвали. Разорвали очень деликатно, почти нежно, но достаточно не вовремя, чтобы Хармон недовольно дернул головой и, сразу забыв развозчика угля Натана, снова превратился в антрацитового короля. Не знающего ничего, кроме собственных желаний, не считающегося ни с чем, кроме своих решений, и не рассчитывающего ни на что, кроме своей чековой книжки.

Сквозь лениво приподнятые веки Хармон недовольно смотрел на стоящего в выжидательной позе секретаря. Наконец он мыкнул сквозь зубы: