Лёд - [483]

— Чувствую себя, словно на аудиенции у Шульца-Зимнего.

— Присаживайтесь. Вы не голодны?

На столе было теплое молоко, вишневое варенье, в меру мягкий хлеб, а так же несколько мисочек с различными овощными китайскими блюдами.

— Кофе?

— Не откажусь, — подставил я чашку. — Даже и не помню, когда в последний раз пил кофе, ммм…

— Собственно говоря, вы мне ничего и не рассказывали. Так куда же вы подевались на все эти годы?

— Я был на Дорогах Мамонтов.

— Искали отца?

Я втянул в ноздри резкий запах корицы.

— Хмм, нашел, нашел. На Дорогах Мамонтов, господин Порфирий, в Подземном Мире.

Тот даже не сменил выражения на лице.

— И что же с вашим фатером?

— Оттепель.

— Ах, да. Вы уже говорили, что он умер. Мне очень жаль.

Я поднял взгляд.

— Нам не о чем говорить, раз вы принимаете меня за сумасшедшего.

Порфирий рассмеялся. Напряжение лопнуло.

— Ну ладно, ладно, пан Бенедикт! Как в старые времена! Сразу в штыки!

— Или же, если вы не до конца уверены в моей правде. — Я допил кофе, поставил чашку, пустые кисти рук уложил симметрично на столешнице. Теперь я глядел прямо на Поченгло, траектории взглядов словно вычерченные угольником и циркулем. — Говорю ли я правду? Пан Порфирий! Ваше слово. Являюсь ли я правдой?

Багряный свет увязал в густом дыму, мгновение замедлило свой бег. Я ожидал. Мой глаз — его глаза.

— Давай, — прохрипел он.

— Учреждаем компанию зимназовой промышленности. Герославский, Поченгло, и, наверняка, третье лицо, в связи с финансовыми проблемами; об этом чуточку позже.

— Нет уже никакой зимназовой промышленности.

— Тогда, раз мы ее учредим, она станет монопольной.

— Нет уже никакой зимназовой промышленности, нет лютов, нет холадниц, нет никакой возможности перемораживать руды. Все кончилось.

— А я начинаю. У меня имеется технология производства зимназа, для нее нужен только тунгетит и электроэнергия. — Я ударил ладонью по столу. — Пан Порфирий! Являюсь ли я правдой?

Тот игрался своими черными очками.

— Да.

— Тогда учреждаем компанию.

— Почему именно я. Вы же могли пойти к кому-то другому с этим.

— У вас есть люди, имеется военная сила и тунгетитовые залежи на расстоянии вытянутой руки. И это во-первых: вы должны немедленно направить армию Штатов, чтобы та заняла и закрепила за вашей державой территорию за Последней Изотермой. Да, Оттепель наступила, но ведь тунгетит не растаял, не исчез волшебным образом с поверхности земли; самое большее, чуточку погрузился в грязи. Вы помните оценки геологов Сибирхожето? Девяносто процентов запасов тунгетита было для людей недоступно. Но теперь ведь уже нет Последней Изотермы, нет Зимы! А как только секрет моей технологии раскроется, то решающей станет исключительно величина запасов тунгетита. Вы пошлете войска, установите кордоны, за контрабанду — пуля в лоб.

Тот надел темные очки.

— Вы были там.

— Прошел со стороны Кежмы.

— И что вы там видели?

— Горы тунгетита, пан Порфирий, горы.

Горы тунгетита, пейзажи, пропаханные черными ледниками, разможженные звездной дубиной; природу, до конца уничтоженную под нечеловеческим морозом, вначале превращенную в ледовый кристалл, затем распыленную из этого кристалла в серый снег, в песок, мельче самого песка; и эти залежи остались в самом сердце бывшего Края Лютов на абсолютно плоской равнине, очищенной от всяческой жизни — одни только гигантские валуны, все гуще и гуще засаженные странными, фантастическими формами, достигающими самого неба… Возьми этот песок в горсть, подуй сквозь пальцы — останется тунгетитовая пыль. По тунгетиту топчешься, в тени тунгетита спишь, тунгетитом дышишь, Солнце восходит и заходит в ореоле, растянутом на тунгетите… Во время грозы чернильные молнии скачут среди массивов Черного Лабиринта, и Мороз идет волной, словно стеклянная стена… И вот тогда, там — можно коснуться, посмаковать, глотнуть Правду…

Я выпустил воздух из легких.

— И среди прочих, я видел там и других путешественников, — продолжил я свою речь, — быть может, они заплутали туда исключительно из любопытства — а может, это уже были разведчики — Японской Империи? Гарримана? Того генерала с Кавказа, объявившего войну Романову? Тот, кто овладеет теми землями, получит для себя величайшее в мире состояние. Ведь этот политический хаос долго не удержится. Пока есть время, необходимо хватать эту возможность.

— Тааак… — Поченгло дернул головой вправо, влево; пурпурная магма переливалась на стеклах его очков. — До вас, явно, не доходит, к чему вы меня склоняете. Я сам бы повесился за такую измену идеи, за которую под моим командованием погибли сотни хороших людей. Чтобы вот это взять и обогатиться! Выходит, для вас вот такой я человек? — Он наклонился над столом, насколько позволяла ему сломанная нога. — Вот такой человек?

Я же намазывал овощной пастой толстый бутерброд.

— Нет. Вы откровенный государственник, и для вас в этом деле я имею Державу. — Я сделал глоточек кофе. — Для вас, для вас я имею Историю.

— Снова та же самая сказка! После Льда…

— И что с того, что История размерзлась? Что с того, что Лед растаял? Тшшш! — поднял я нож под дым и кровавый свет, — сейчас говорю я! Что с того, что Оттепель? Это ведь и так было стихией — Лед; он упал на нас словно божья кара: мы его и не понимали, и не могли раскрутить его для собственной выгоды. Какая основа в практических методиках была во всех тех размышлениях об управлении Историей человеком? Только лишь мартыновский предрассудок об Отце Морозе! Даже зимназо мы добывали словно охотники с кочевниками, словно воровали добычу у какого-то волшебного чудовища.