Лед Бомбея - [30]

Большую часть жизни Ди занимался поиском северо-западного пути на Дальний Восток. Из-за этого своего интереса он оказался вовлечен в аферы известного мошенника по имени Эдвард Келли, который в свое время поплатился ушами за подлог. Они разорвали отношения после того, как Келли сообщил, что явившийся ему ангел потребовал, чтобы у них с Ди было все общее, включая жен. Когда супруга Ди узнала об этом предложении, ее возмущению не было предела. Ди скончался в бедности и позоре.

13

К тому времени, как я добралась до своего номера, веки мои уже налились свинцовой тяжестью немыслимой усталости. Но я понимала, что не смогу уснуть спокойно до тех пор, пока не поговорю с сестрой, главным свидетелем обвинения на сегодняшний день. На этот раз, когда я набрала ее номер, мне ответил мужской голос.

– Меня зовут Таскер, я дворецкий мистера Шармы, – представился он. – Мисс Миранда собиралась ложиться спать, но я, конечно же, сообщу ей о вашем звонке, и она, по всей вероятности, захочет побеседовать с вами.

В его голосе звучало неподдельное радушие, а у меня нервы были на пределе.

Через мгновение в трубке послышался голос моей сестры:

– Розалинда! Как чудесно!

Три года минуло с тех пор, как мы в последний раз беседовали с сестрой по телефону, но голос ее остался таким же, как и тогда – вариантом моего собственного, с легкой, едва заметной индийской напевностью, придававшей некоторую музыкальность нашей природной хрипловатости. И у меня сразу же возникло ощущение дома и близости действительно родных мне людей. Для этого и существуют родственники, подумала я, чтобы в трудную минуту показать вам, что вы не одни и вам есть на кого опереться. Родственники – это то зеркало, глядясь в которое вы можете время от времени поправлять макияж своего "Я".

– Я просто не поверила, когда услышала твое сообщение по телефону, – щебетала она. – Почему ты не сообщила мне заранее о том, что приезжаешь?

– Я была не совсем уверена до... – начала было я.

Но до чего? До того момента, когда я получила эту последнюю шизофреническую открытку от тебя, Миранда? Между прочим, как поживает этот твой женоубийца? Возникла невольная пауза из-за того, что я не могла произнести слова, которые по телефону все равно произнести невозможно. И мне хотелось задать столько вопросов! Ты все еще хранишь то перо, Миранда, которое я подарила тебе? То самое перо, которое, по словам коптского священника, выпало из крыльев архангела Гавриила. Ты помнишь кассию и того человека у коричного дерева, Миранда? Но вместо того, чтобы вступать на зыбкую почву воспоминаний, я предпочла более надежную нейтральную территорию.

– Что ты делаешь завтра? Мы могли бы выпить чаю, к примеру? – Очень по-английски.

– Как это ужасно, Роз! О нет, вовсе не то, что ты приехала... Я просто не могу дождаться встречи с тобой! – Я попыталась оценить меру искренности в ее голосе, но мне помешали муссонные шумы на линии. – Но дело в том, что мы с Проспером уезжаем завтра на его загородную студию на пару дней. – Она была крайне взволнована, почти до лихорадочного состояния. – Может быть, ты смогла бы поехать с нами?

– На завтра у меня назначена встреча с журналисткой Шомой Кумар. Как насчет послезавтра? – Почти все совпадало с моими собственными планами. – Я смогла бы осмотреть буддистские святыни рядом со студией твоего мужа и...

– Это было бы превосходно, – прервала меня Миранда. – Роз, а зачем ты встречаешься с Шомой?

– Я прочла статью про нее. И у меня сложилось впечатление, что она в сексе не менее щедрая филантропка и благотворительница, чем мать Тереза в делах религиозного милосердия. Отнюдь не типичная индийская матрона...

Та-та-та. Моя болтовня походила на сбивчивые объяснения человека, предлагающего свои услуги работодателю после многих лет безработицы. Видишь, какая я умница, Миранда? Видишь, без кого тебе пришлось провести все эти годы? Однако я представляла нашу встречу совсем не так. В ней не должно было присутствовать никакого двусмысленно неприятного подтекста и неуклюжих пауз.

– Но в сообщении говорилось, что ты работаешь над серией программ о муссоне или... – Она замолчала, оставив ощущение очевидного напряжения. – Я надеюсь, это не имеет отношения к моим письмам. Я была тогда несколько... переутомлена. Такое случается иногда с беременными.

Казалось, вибрирующие и дребезжащие согласные последнего слова внушили Миранде некоторую уверенность в себе. И она начала рассказывать мне о том, какую одежду приобрела для будущего малыша, о кроватке, пересказывать советы других уже состоявшихся мамаш. Я слышала, как Миранда из моих воспоминаний постепенно исчезает под маской «Счастливой Индийской Жены и Матери», столь высоко ценимой здесь, но давно утратившей всякий престиж в той культуре, в которой была воспитана я. Чем больше она говорила, тем звонче становился ее голос, а присущая ему музыкальность приобрела какую-то канареечную искусственность.

– О, я кое-что вспомнила, – сказала я, чувствуя, что мне надоели поиски безопасных подступов к рискованной теме. Или у меня просто возникло нестерпимое желание остановить этот неудержимый и неиссякаемый поток эгоцентрических эмоций торжествующего материнства? – Ты помнишь того евнуха, который преследовал тебя? Как его звали, Миранда? Ты знаешь его имя?