Лебединый трон - [3]

– Но ваша ситуация не обычная, Адерин, – я замолкаю от удивления, как только слышу свое имя. Управляющий зажимает переносицу и вздыхает. – Простите мою откровенность. Но вы же знаете, что отец держал вас здесь ради вашей же безопасности. Если король узнает, что вы по практическим соображениям бескрылы…

– Я не бескрылая.

– Мы обсуждали это. Вы не можете принять свой облик. Если король попросит вас перевоплотиться по какой-нибудь причине…

– Зачем ему просить о подобном? Дворян не подвергают подобным испытаниям – это сочтут оскорблением.

– Но если он сделает это, – Ланселин посмотрел на меня поверх своего пенсне, – вы не сможете исполнить его приказ. А что за этим последует, вы знаете.

Позор или смерть. Летающие правят, бескрылые склоняются. Защитник, который не может летать, беспрекословно лишался власти и изгонялся, независимо от того, кто сидел на троне. Быть изгнанной из Атратиса оказалось бы достаточно скверным исходом, но Ланселин сказал, что я не успею даже вдоволь погоревать об этом. С моей претензией на трон ни один благоразумный правитель не оставил бы меня в живых.

– Это несправедливо.

– Но таков закон, Ваша Светлость. Как говорили старейшины, закон – это закон, – обыденная фраза из уст родителей, чтобы дети наконец-то умолкли, или из уст тех, кто обладает властью, чтобы донести, почему тех или иных изменений невозможно добиться. Я помню, как часто эти слова произносил мой отец.

– Но прошло уже два года с тех пор, как мой кузен потерял руку, и он до сих пор не изгнан. И не убит.

– Нет, не убит. Пока. Но только потому, что принц Арон защищен королем и его честью, – Ланселин смотрит на меня с опаской. – И я хотел бы напомнить, Ваша Светлость, что принц все же был лишен права наследования после несчастного случая. Что делает вас на шаг ближе к трону. А значит, подвергает еще большему риску.

– Я не желаю становиться королевой, вы знаете это.

– Но кто тогда? – Ланселин игнорирует мой хмурый взгляд и продолжает: – Я уверен, вы читали мои отчеты о положении при королевском дворе: о новой жене вашего дяди, слухах о восстаниях, борьбе за власть.

– Да, я читала их, – я приподнимаю брови. – Что вы хотите этим сказать, милорд?

– Я хочу сказать, что все меняется. Даже в королевстве.

Королевство – так теперь называется Соланум в книгах или разговорах. Словно остальной мир не существует. Или, в лучшем случае, не столь важен.

– Нынешняя политическая обстановка делает Серебряную Цитадель еще опаснее. Ваш отец сделал бы все возможное, чтобы защитить вас. Каждый из находящихся здесь прикладывал множество усилий, чтобы сохранить ваш секрет. Но на самом деле невозможно предугадать, что было нашептано в уши королю. И сейчас вы подвергаете себя опасности, когда этого не требуется. Когда ваш дядя даже не посылал за вами, когда отец так просил вас не покидать замок…

Он вскидывает руки, словно впав в отчаяние от моей упрямой глупости.

Гнев превращается в горечь на моем языке.

– Вам не нужно напоминать мне, что сказал мой отец перед своей кончиной, Ланселин. Это было шесть недель назад. Я помню его слова весьма четко.

Управляющий молчит. Теперь его гораздо больше интересует папка бумаг на столе.

Я закрываю рот на замок и пытаюсь подавить свое раздражение. Умудряюсь почти не топнуть ногой.

– В самом деле, Ланселин, если политическая ситуация такова, как вы сказали, то тем больше причин отправиться в Цитадель, – кто-то должен защищать интересы Атратиса. Мы ничего не слышали от короля после того письма с соболезнованиями. Я не доверяю его молчанию.

За окном – полные раннего урожая поля и ярко окрашенные рыболовные лодки, нежно качающиеся на волнах у причала. Чуть дальше, на другом конце дамбы, соединяющей остров Мерл с материком, виднеются здания ближайшего города. Над ними возвышаются святилище с медной крышей, трубы оловянного рудника и высокие мачты кораблей, пришвартованных в порту на самом конце мыса. Всего лишь крошечная часть моего Атратиса, но с такой насыщенной жизнью, историей и надеждами. Я наклоняюсь вперед, держась за оконную раму, как вдруг на меня наваливается тяжесть наследства, моего дома. Не существует почти ничего, чего бы я ни сделала, чтобы защитить свой доминион. Почти ничего, от чего бы я не отказалась, чтобы уберечь достояние моих родителей. Чтобы сохранить Атратис свободным от угнетения и нищеты, которые преследуют другие доминионы.

Я сделала почти все, что могла.

Огромный куст розы ползет вверх по стене замка. Если я высунусь из окна, то смогу дотянуться до самых высоких бледно-зеленых бутонов, но уже через несколько недель эта часть стены будет увита темно-розовыми цветами, любимыми цветами моей мамы. В летние месяцы они с отцом каждый день прогуливались в розовом саду. Я часто бегала с ними и помню, как металась по дорожкам между клумбами, как под ногами хрустел гравий, как я вдыхала ароматный воздух и подбирала шелковистые лепестки с земли. Я помню, как однажды оглянулась и увидела своих родителей, которые шли за мной и крепко держались за руки. Или как иногда мама сидела, положив голову отцу на плечо, а его рука крепко обнимала ее за талию.