Лебединое озеро - [79]

Шрифт
Интервал

Беспечно дошли мы до скалы над парком Нижней Ореанды и белой ротонды — купола на колоннах. С этой скалы как на ладони видна слева Ялта и угадываемые уже нами Массандра и Никита с ботаническим садом, а справа — поросшая лесом гора над морем с двумя крестами на макушке и незнакомые западные посёлки, которые местные объединяют названием Мисхор. Галя без устали фотографировала и позировала, реализуя наш частнособственнический инстинкт — не моё наяву подсознательно посчитать своим на скреплённой печатью собственного образа фотографии. Я же был в плену другого, оптического обмана: не мог справиться с наваждением текущего сверху вниз моря — от высокого горизонта к низкому берегу, что под нами…

Вскоре после ротонды размеренный путь, с которого невозможно сбиться, пресёк разрытый склон с порубленными кустами, пнями и тянущимися поверх земли чёрными пластиковыми трубами. Разрытие следовало обходить снизу, по асфальту, вдоль вросших в гору один к одному новеньких высотных корпусов санатория, к которым тянулись трубы. Дорога имела уклон вниз, уводя от тропы. Я озабоченно посматривал вверх и, как только закончились лесные буреломы, мы поспешили подняться в лес, чтобы не потерять знакомую красно-песчаную дорожку. Тянущиеся слева заборы и здания временно заслонили море. Справа круто уходил вверх лесной склон, закрывший горы. Где-то там кружило шоссе, на котором надсадно гудели машины. Станции-указатели пути пропали, ориентиром осталось песчаное покрытие тропы и огораживающие её ряды булыжников. А дорожка между тем отвернула от моря, уклонилась вверх и привела вплотную к поселковым заборам, превратившись в тротуар из серой плитки.

От тротуара уходила наверх, к полянкам и кучам каменных глыб, широкая тропа. На развилке был плакат, предупреждающий, что мы перед памятником архитектуры, охраняемым государством. Куда идти, по тротуару или в гору? И спросить некого: люди, изредка встречавшиеся на Солнечной тропе, куда-то пропали.

Мы полезли в гору, но плавный подъём быстро закончился, а широкая тропа поделилась на горные тропинки, огибающие валуны и опасные скальные обрывы. Царские особы вряд ли могли тут прогуливаться. Пришлось поворачивать и спускаться на тротуар, пытаясь понять, куда по нему идти, вперёд или назад. Никак не получалось вспомнить, была ли другая развилка? Вроде бы не было. А если была?

Мы осторожно двинулись вперёд, минули ребятишек, натягивающих цепь на велосипед, спрашивать у которых, где мы и куда нам идти, было стыдно, перешли шоссе, которое раньше шумело над головой, оказались на отворачивающей от него асфальтовой дорожке и только тут, выше неё, увидели в лесу нашу тропу, на которую поспешили вскарабкаться. Вокруг снова был знакомый лес, под ногами тот же песок, а по краям похожие булыжники, но тропа продолжала уводить от моря, огибая окраину посёлка, и сомнения, туда ли идём, оставались.

Людей навстречу нам по-прежнему не попадалось. Правда, по асфальту, с которого мы ушли вверх, уверенно догонял и почти поравнялся с нами подволакивающий левую ногу пожилой мужчина с синим молодёжным рюкзаком на плече.

Ровная асфальтовая дорожка, по которой он двигался, понемногу подтягивалась к склону, а когда отвернула, уже опередивший нас старик полез на тропу и, пока поднимался, мы его догнали.

Он поздоровался, мы тоже, и я спросил, царской тропой идём или нет.

— Царской, царской, — покивал старик, вопросительно подняв брови.

Впрочем, я поспешил окрестить его стариком. Вблизи мужчина оказался не многим старше меня и даже менее седым. Довольно грузный, но лёгкий на ходьбу, несмотря на подволакивания ноги. Рюкзак обеими лямками закинут за одно правое плечо. Кроссовки, тёмные брюки, ветровка цвета кофе с молоком, надвинутая на лоб выцветшая кепка с козырьком. Лицо невыразительное. Взгляд, знакомый со всеми мировыми печалями. Глаза бесцветные, без выраженного интереса к собеседнику, смотрящие мимо, за спину. Ровный приятный голос и понятная правильная речь.

— Думали, что с тропы сбились, — словно оправдываясь перед учителем, объяснили мы с Галей свои тревоги согласно кивающему нам мужчине. — Сначала обходили по асфальту разрытый участок с завалами. Потом тропа повела через посёлок, по плиточному тротуару мимо заборов. Уходила от моря. Мы свернули на тропу, ведущую в гору. Упёрлись в огромные валуны. Обрывы. Тропы стали чуть не козьи.

— Вы на Крестовую скалу пытались забраться. Там раскопки ведутся, много чего находят.

— Это та гора с двумя крестами? — спросила заскучавшая было, а после встречи заметно оживившаяся Галя. — Которую мы из ротонды видели? Вот почему там написано про памятник архитектуры! А вы не знаете, что там ищут? И кому кресты?

— Утварь древнюю ищут, черепки, монеты. Скала эта удобный наблюдательный пункт. Когда-то давно там был пост римлян. На том месте поставили памятный крест. Второй крест — на могиле убитых разбойниками монахов. Убийство случилось относительно недавно. Рассказывают, что устроился однажды на скале отшельник. К нему другие подтянулись, монастырь построили. Только построили, как налетели лихие людишки. Хотели пограбить, а грабить нечего. Так они с досады монастырь сожгли, монахов перебили.


Еще от автора Иван Алексеевич Алексеев
Чечен

Работа с детьми погибших чеченских милиционеров помогает отчаявшейся русской девушке обрести новые надежды…О деле и долге, о коварстве и благородстве, о ненависти и любви, о низком и высоком, – о смыслах, наполняющих жизнь верой.


Повести Ильи Ильича. Часть 3

Смерти в семье и неустроенность детей заставляют героя заключительной повести Ильи Ильича задуматься о непрочности земного благополучия и искать смыслы жизни.Привыкнув действовать решительно, он многое успевает за отпуск. Видит пропадающие и выбирающиеся на прямой путь тропинки. Слышит гул безвременья и отклики живых, ставших мертвыми. Прикасается к силе вихря, несущего волю.Жизненные обстоятельства начинают складываться в его пользу, и он надеется, что если обо всем, что придумано на земле, думать своей головой, и крепко верить в то, что есть в душе с самого детства, то с божьей помощью можно выбраться на прямой путь.


Повести Ильи Ильича. Часть 1

Три повести научного сотрудника Ильи Ильича Белкина – размышления о современной силе соблазнов, давно предложенных людям для самооправдания душевного неустройства.Из «Методики» автор выводит, что смысл жизни закрыт от людей, считающих требования явного мира важнее врожденного религиозного чувства.В «Приготовлении Антона Ивановича» рассказывает о физике, всю жизнь оправдывающегося подготовкой к полезной деятельности.«В гостях» показывает душевную борьбу героя, отказывающегося от требований духовного развития ради семейного блага и в силу сложившейся привычки жить, как все.


Херувим четырёхликий

Когда-то херувимов считали символами действий Бога. Позже —песнословящими духами. Нынешние представления о многокрылых и многоликих херувимах путаны и дают простор воображению. Оставляя крылья небесам, посмотрим на земные лики. Четыре лика — вопрошающий, бунтующий, зовущий и смиренный. Трое мужчин и женщина — вестники силы, способной возвести земной престол справедливости.


Светлые истории

Повести тревожного 2014 года, выявившего новое наступление Запада на Восток и любовь. Поверхностный и равнодушный взгляд вряд ли посчитает собранные в сборник истории взаимосвязанными. Но взгляд глубокий и добросердечный без труда уловит в них светлую мелодию и манифест любви — в самом широком русском понимании этого слова, когда ожидание, вера, надежда и чувство к милому другу рождают любовь ко всем людям и миру, созвучную высшим сферам.


Рекомендуем почитать
Из каморки

В книгу вошли небольшие рассказы и сказки в жанре магического реализма. Мистика, тайны, странные существа и говорящие животные, а также смерть, которая не конец, а начало — все это вы найдете здесь.


Сигнальный экземпляр

Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…


Opus marginum

Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».


Звездная девочка

В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.


Абсолютно ненормально

У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.


Песок и время

В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.