Лебединое лето - [21]

— После того, что я ему сказала, «как ни в чем не бывало» у меня не получится.

— Слушай, но ведь все равно тебе придется однажды с ним встретиться. Лучше уж сейчас, когда все тебя жалеют из-за брата. — Мэри развернулась и помахала рукой. — Привет, Джо! Нашел что-нибудь?

Парень подошел и протянул Саре коричневую войлочную тапочку.

— Это не Чарли потерял?

При виде тапочки Сара на миг позабыла напрочь историю с часами.

— Где ты его взял?

— Здесь, около изгороди. Только поднял, как сразу увидел вас.

Схватив тапку, Сара прижала ее к груди.

— Ох, я же знала, что Чарли пошел этой дорогой! Я знала, но все равно — какое облегчение, когда есть доказательство…

— Я только что говорил с мистером Эйкером, — продолжал Джо. — Он сказал, что ночью его собаки сильно разлаялись. Он их привязал у хижины. Говорит, что кто-то здесь ночью блуждал, вот псы и встревожились.

— Наверняка это был Чарли, — воскликнула Мэри.

— И я так думаю. Кому-нибудь из нас нужно спуститься к заправке и рассказать остальным. Там много народу собралось, организуются группы, половина готовится обшаривать карьер.

Повисло неловкое молчание. Наконец Мэри его нарушила:

— Наверно, лучше пойти мне. Только вот не знаю, успею ли вернуться. — Она повернулась к Джо. — Понимаешь, я обещала Бенни Хоффману, что сегодня приду к нему на вечеринку. Поэтому у меня и бигуди.

— Скажи на заправке, что я нашел тапочку в полумиле от дома Эйкеров, у старой проволочной ограды, — объяснил Джо.

— Хорошо. А ты будешь вечером у Бенни?

— Я посмотрю.

— Приходи! Говорят, будет весело…

Сара прочистила горло.

— Извините, не хочу вам мешать — но мне нужно продолжать поиски. Всего вам хорошего. — Она развернулась и пошла вверх по склону. Позади нее повисло молчание — даже стрекот цикад как будто утих. Сара шла по высокой траве, прижимая к груди тапочку брата, и жесткие стебли ломались под ее кедами.

— Погоди минутку, Сара, я пойду с тобой, — донесся из-за спины голос Джо Мелби.

Он вскоре догнал ее — и девочка согласно кивнула, по-прежнему глядя на тапку в своих руках. На коричневом вельвете красовалась картинка — индейский вождь; в самом его профиле, несмотря на грубость изображения, было что-то безумно одинокое, чего раньше Сара никогда не замечала.

Она снова прочистила горло.

— Я… хотела сказать тебе одну вещь.

Собственный голос показался ей незнакомым — как магнитофонная запись.

— Давай, — после некоторого молчания отозвался Джо.

— Пожалуйста, не перебивай меня…. — Совсем простые слова, которые она хотела сказать — «Извини меня» — совершенно не шли с языка.

Молчание наконец нарушил Джо.

— Знаешь, я тут читал одну статью про индийского гуру, который двадцать восемь лет не говорил ни слова. Двадцать восемь лет, представляешь — ни единого словечка. И все вокруг ждали, когда же он наконец заговорит, потому что думали — раз уж он откроет рот, то непременно изречет что-нибудь великое. А я сразу подумал, как жалко этого парня — может, он двадцать восемь лет сидел и думал, что бы ему сказать, чтобы никто не разочаровался, что бы такое изречь хоть немножко великое — и, наверное, под конец он совсем отчаялся. Ведь с каждым днем его положение становилось все хуже и хуже.

— В этой истории есть какой-нибудь смысл?

— Кто ее знает.

Сара улыбнулась.

— Ладно, я просто хотела сказать — извини меня. — На мгновение ей показалось, что она сейчас расплачется.

«Ты просто улитка, ты неспешно ползешь по склону, — быстро сказала она себе. — Улитка, и ничего более!»

— Хорошо, извиняю.

— Я тут узнала, что, оказывается, тетя Вилли ходила разбираться к твоей маме.

Джо пожал плечами.

— Она хотела как лучше.

— Но все равно сделала гадость.

— Да ничего особенно гадкого. В конце концов, ради разнообразия меня в кои-то веки обвинили в том, чего я не делал.

— Но все равно — обвинять тебя на глазах тети Вилли, да еще и мамы Мэри… Это просто ужасно.

Дорога тем временем свернула в лес.

— Ладно тебе, ничего страшного. Я крепкий парень. Меня так просто не проймешь. Я как койот из «Дорожного бегуна»[11], которого все время расплющивают и взрывают динамитом, а в следующей серии он опять как новенький.

— Я… просто действовала поспешно. Это моя постоянная ошибка.

— Со мной то же самое.

— Ну, все-таки не до такой степени.

— Может, даже хуже. Помнишь, у нас в младших классах были табели — когда в конце года на одном листе писались отметки, а на другом — замечания учителя, например, «Ученик такой-то не способен правильно воспринимать критику»?

Сара улыбнулась.

— У меня всегда второй лист был исписан.

— У всех так. Мне вот каждый раз писали что-нибудь вроде: «действует импульсивно и не умеет думать о других». Был один год, когда мне особенно повезло и я получил зараз два замечания.

— Не может быть.

— Однако ж было. Во втором классе. Мисс Маклауд. Как сейчас помню — она перед всем классом сказала, что первый раз в жизни ей приходится оставлять в табеле ученика не одно замечание, а два. И когда она раздала табели, все боялись их открыть — каждый думал, а вдруг это у него два замечания. А потом я открыл свой — и увидел: да, действительно, две строки заполнены: импульсивные действия и неумение принимать критику.