Лебеди Леонардо - [74]

Граф сообщил, что до захода солнца ни одной из сторон не удалось одержать победу. Тем не менее Франческо захватил богатые трофеи — подводы с оружием и изрядной долей неаполитанских сокровищ.

— Маркиз со слезами на глазах осматривал поле битвы, узнавая среди убитых своих кузенов и друзей детства. Он воскликнул, что победа досталась ему слишком дорого. Я никогда не видел, чтобы воин так доблестно сражался и проливал столько слез над убитыми товарищами! Армия Карла была изрядно потрепана. Французы обратились в бегство. Наверное, сейчас они уже достигли Асти.

Беатриче облегченно выдохнула.

— Значит, муж моей сестры не ранен?

— Несколько незначительных царапин, ваша милость. Он посылает вам несколько безделушек из шатра короля Карла. Маркиз надеется, что они понравятся вам, а за лучшие вы с сестрой еще будете соперничать. — Граф вытащил из кармана украшенный драгоценными камнями крест и вложил в ладонь Беатриче. Затем он сжал ее пальцы и поцеловал кулачок герцогини. — Это только малая часть захваченных сокровищ.

Ну почему эти братья так обворожительны? Граф Каяццо беззаботно шутил даже после битвы и бешеной двухдневной скачки.

— Когда увидите маркиза, передайте ему, что лучшим трофеем для меня будет его благополучное возвращение домой. Уверена, моя сестра думает так же, — ответила Беатриче.

— Только представьте себе: среди трофеев меч и шлем самого Карла Великого!

— Почему Франческо позволил Карлу бежать? — нетерпеливо перебил Лодовико. — Может быть, сейчас Карл находится на пути в Милан?

Графу не понравился вопрос Лодовико. В словах герцога слышалось скрытое недовольство. Имел ли он право обвинять того, кто только что вернулся с поля сражения? Беатриче не раз приходилось видеть на лицах всех ди Сансеверино это выражение: сочетание удивления, возмущения и гнева.

— Маркиз пролил реки французской крови. Он сокрушил их армию и захватил припасы. Французы теперь всего лишь шайка голодных оборванцев, а их король с позором бежал с поля боя. Маркиз разбил бы французов, если бы не албанские наемники, которые покинули свои позиции и отправились разорять лагерь неприятеля. Предательство разгневало его, но маркиз в том не виноват. Я не знаю другого воина, который с такой доблестью сражался бы под вашими знаменами!

«Что уж говорить о простых солдатах, которым не платят жалованье», — захотелось добавить Беатриче, но она не посмела.

Лодовико продолжал с недовольным видом прохаживаться по комнате, бормоча, что раз французы до сих пор остаются в Италии, значит, Франческо не исполнил свой долг. Беатриче вздохнула с облегчением, когда в комнату влетела Бьянка Джованна и повисла на шее у графа. Объятия брата Галеазза не могли заменить Бьянке объятий мужа, который все еще осаждал в Новаре герцога Орлеанского. Наверное, Бьянка надеялась, что если брату Галеазза удалось выбраться с поля боя живым, то и ее муж вернется к ней целым и невредимым.

— Если бы я мог передать брату ваш портрет, он сокрушил бы всех французов, чтобы поскорее вернуться к вам, — поклонился граф красавице.

Розоватый шелк, словно легкое облачко, окутывал фигуру Бьянки.

— Вы увидите его?

Бьянка сплела тонкую бледную руку с синими жилками с мужественной, загорелой рукой графа.

— Я собираюсь присоединиться к брату у стен Новары. Задержусь лишь на пару дней, чтобы дать отдых людям.

— Вы отвезете ему это? — Бьянка вложила в ладонь графа стопку исписанных листков. — Мне так много нужно ему рассказать!

— Слова — не главное, моя дорогая, — отвечал граф. — Он знает о ваших желаниях и, поверьте мне, разделяет их в полной мере.

— Рад слышать, что вы не задержитесь в Милане, — перебил Лодовико. — Мы не можем подпустить французов к нашим границам.

— Я знаю свой долг, ваша милость, — серьезно отвечал граф. Серьезно, но без воодушевления, про себя отметила Беатриче. — После короткой остановки в Мантуе и торжеств, которые дают в его честь венецианцы, маркиз присоединится к нам у стен Новары, хотя и ему не помешало бы перевести дух.

Затем Каяццо откланялся. Слишком сухо и официально, как показалось герцогине. Ей очень не понравилось выражение лица графа, когда он покидал комнату. Неожиданно Беатриче охватило недоброе предчувствие.

Герцогине миланской довелось видеть блеск и силу великой армии, теперь она наблюдала ее разложение. Вонь стояла такая невыносимая, что Беатриче приходилось то и дело подносить к носу платок. Что ж, такова цена победы. Мертвые и умирающие тела юных солдат, распространяя запахи гнили, усеивали обочины дорог на протяжении всего пути от Новары. Это зрелище вызывало в душе Беатриче чувство стыда и изрядно омрачало радость победы.

В августе она вместе с оправившимся после болезни Лодовико совершила поездку в Новару, которую с середины июня осаждал Галеазз. Армия Лиги, усиленная кавалерией графа Каяццо и швейцарскими наемниками, предстала перед герцогом и герцогиней миланскими во всем своем великолепии. Ради встречи почетных гостей величайший итальянский кондотьер облачился в сияющие доспехи. Музыканты играли военные марши: гремели барабаны, трубы пели, а солдаты маршировали, гордо гремя оружием. Беатриче никогда еще не доводилось видеть столько мечей, копий, арбалетов ростом с человека, сверкающих кинжалов и пушек, которых волокли лошади. Когда пушки дали залп, Беатриче закрыла ладонями уши и зажмурила глаза. Сначала из длинных стволов показались пламя и дым, затем раздался грохот. Галеазз и его люди несли знамена Лодовико — гораздо более внушительные, чем знамена венецианцев и войск Священной Римской империи. Говорили, что со времен Рима у итальянцев не было столь славной армии. Беатриче с гордостью принимала знаки внимания. Она понимала, какова ее роль в этой победе. Армия Лиги была создана на деньги ее мужа, сумевшего обратить бывших соперников в союзников, но именно она сохранила власть в герцогстве, когда Лодовико оказался неспособен удержать ее. Беатриче понимала, что не меньше мужа заслуживает почестей. Если бы не их совместные усилия, король Карл маршем прошел бы по всей Италии. Однако вышло иначе: пока Карл бился с силами Лиги под Форново, принц Ферранте снова воцарился в Неаполе. Теперь французская армия была разбита, а воины герцога Орлеанского умирали от голода внутри крепостных стен.