Льды возвращаются - [89]

– Мой друг, – сказала миссис Терми, – позвольте познакомить вас с почтенным джентльменом.

Солнце уже зашло, на палубе зажгли огни. Леонард Терми ничего этого не заметил и был несколько удивлен произошедшей на палубе переменой.

Он обернулся и увидел неподалеку показавшуюся ему издали красивой и элегантной молодую даму, а с нею рядом низенького плотного человека, нетерпеливо переступавшего с ноги на ногу.

– Мой дорогой, это мистер Джордж Никсон, владелец газетного треста «Ньюс энд ньюс»...

– И правая рука Ральфа Рипплайна, руководителя Организации «SOS», или, как они называют себя, «Servis of Sun»? – добавил Леонард Терми.

– Я, право, не знаю, дорогой.

Мистер Терми не успел ничего сказать. Джордж Никсон с присущей ему развязной напористостью атаковал ученого:

– Хэлло, док! Как поживаете? Кажется, у нас с вами найдется о чем поговорить. Пройдемтесь. Вам не улыбается перспектива встать во главе великолепного исследовательского института? Директор... Можно – совладелец. Мы с вами поладим, не так ли? Моя жена что-то тут тараторила о раке. Сейчас много шарлатанов занимаются этой проблемой. Но вы-то не из их числа. Мы с вами знакомы еще по отчетам генерала Гревса о Манхеттенском проекте. Ха-ха!.. Я тогда таскал горячие угли сенсации из вашей атомной кухни. Как поживал бы теперь папаша Оппи? Или кто там еще остался жив?

– Я не уверен, что вас очень интересуют мои дружеские привязанности, – сухо сказал Леонард Терми.

– К черту! – признался Джордж Никсон. – Деловые отношения куда устойчивее. И я вам их предлагаю. Если вы на пути к тому, чтобы поймать рак за хвост... то сколько вы хотите, док? Миллион я могу вам предложить сразу... Конечно, в акциях нашей совместной компании. Хотите выпить, док? Скажите, алкоголь предохраняет от рака? Я твердо в это верю. Мне было бы очень горько разочароваться.

– Я боюсь разочаровать вас в ином, мистер Никсон.

– Не бойтесь, старина, не бойтесь. Только не разочаруйтесь сами. Вам мало миллиона? Но я сперва должен узнать, как далеко вы зашли с раскрытием тайны рака.

– Я еще только собираюсь ею заняться, сэр.

– Вот как? Так какого же черта...

– Я совершенно не осведомлен, сэр, какого черта...

Мистер Джордж Никсон сдержался. Он усадил старого профессора за столик и приказал принести коктейль.

Леонард Терми мрачно молчал.

– К делу, старина. Не надо водить меня за нос. Я-то уж все знаю. Вы подобрались к самому сердцу проблемы рака. Если узнать, что такое рак, то ему крышка. А за эту крышку я вам заплачу черт знает сколько... дам в придачу голову Ральфа Рипплайна.

– Вот именно, – повторил Терми, – Ральфа Рипплайна...

– Он чем-нибудь вам не нравится?

– Он... и не только он заставляет меня именно сейчас заняться проблемой рака.

– Опять только заняться?

– Да. Заняться проблемой рака Солнца.

Никсон присвистнул и откинулся на спинку кресла. Он откусил кончик сигары, которую достал из жилетного кармана, сплюнул на палубу и достал зажигалку.

– О'кэй, – сказал он. – Значит, проблема рака, которым я могу заболеть, вами не решена?

– Не решена. И я буду заниматься иной проблемой, которую, если не ошибаюсь, сэр, поставили перед миром вы сами.

– К дьяволу! – заорал мистер Джордж Никсон, но сразу умолк, сдержавшись.

Подошел стюард и принес коктейли.

– Выпьем, старина, может быть, договоримся? Не умирать же мне от этого гнусного рака, который лезет ко мне со своими клешнями со всех сторон! Выпьем!

Леонард Терми медленно поднялся с кресла, взял в руки бокал и выплеснул его в лицо Джорджу Никсону.

Джордж Никсон побагровел и кинулся на старого ученого. Но на руке его повисла Амелия:

– Мой дорогой, что вы! Опомнитесь!.. Ведь он же спасет вас от рака!..

– Старая падаль, – прохрипел Джордж Никсон. – Он хочет спасти от рака их всех. – Он обвел налитыми кровью глазами собирающихся вокруг пассажиров. – Это ему не удастся!

Пассажиры удивленно смотрели вслед уходящему коренастому человеку с шеей атлета.

Глава вторая

СУГРОБЫ НЬЮ-ЙОРКА

« Когда-то за этот злосчастный дневник босс обещал мне миллион... лишь бы я побывал в африканском пекле.

Я готов был хоть в пекло, но по возможности без надгробных монументов, считал, что меня рогами дьявола не запугаешь, если из-за них выглядывают доллары, которые можно выменять на столь необычный товар, как искренность.

Однако монета оказалась неразменной. А не меняли ее просто потому, что она никому не требовалась.

Впрочем, может быть, она все-таки нужна хоть одному человеку на Земле? Например, славному парню тридцати лет, шести футов ростом, но уже не двухсот фунтов весом, с великолепным подбородком, выносящим не только удары кожаных перчаток, но и затрещины судьбы, с волнистыми, уже седеющими волосами, которые больше не застревают в колечках, нанизанных на тонкие пальчики. Что еще? Ах да, усики! К черту усики! Они сбриты в знак изменений, которые произошли в человеке, видевшем не только преисподнюю, встречаясь там с Горгоной горгон, с собственной совестью, но и заглянувшем по ту сторону ада, в страну, где нет завтра, где нет надежды.

Теперь дневник пишется уже не для бизнеса. Не знаю, выиграет он или проиграет? А кому от этого будет жарко или холодно? Впрочем, холодно теперь всем.