Льды возвращаются - [12]

А к Великой яранге приехали на оленьих упряжках – по четыре оленя веером – гости из тундры. Они заглядывали внутрь яранги, щелкали языками, пытались понять суть физических опытов. Они опасались за свои плодовые сады, которые успели посадить, когда «Подводное солнце» подогрело море, они беспокоились о весеннем севе пшеницы... Или прав Овесян, зажигая в другом месте новое «Подводное солнце» и не одобряя «проблемных исканий», называя их «беспредметной наукой ради науки»?

Буров все шел и шел вперед, невольно сравнивая свои блуждания в потемках научной проблемы с окружающей его темнотой снегов.

Ведь не прокладывает он сейчас в сугробах сто путей, чтобы наткнуться на единственно нужный! Он находит его чутьем, интуицией. Не так ли должно быть в науке? Не подобна ли научная проблема снежным сумеркам, когда все одинаково неясно и ложно, но где-то лежит верный путь?

Так почему же он отказался от своей идеи, с которой ехал сюда, почему забыл о своей гипотезе, открывающей путь исканий? Пусть она окажется ложной, но тогда взамен надо выдвинуть другую, намечающую новый путь. Нет! Не ощупью надо вести научный поиск!

Буров резко остановился. Бунтарь созрел в нем.

Сбросить тяжесть авторитетов! Угадывать дорогу самому, прокладывать путь, менять его, если он неверен, идти дорогой гипотез, предположений, а не бездумно пробовать все: «рябчик, лошадь, медведь, слон, колибри...»

Буров поочередно перекинул лыжи, чтобы, не сходя с лыжни, идти назад.

В Великую ярангу он пришел задолго до начала своей смены.

Он бродил по отсекам между грубо сложенными из свинцовых болванок стенами, защищающими сотрудников от опасных излучений, и рассеянно смотрел на приборы, которыми пользовались его группа и другие физики.

Усталые научные сотрудники собирали записи, выключали приборы и закрывали столы после ночной смены.

Буров не мог дождаться, когда придут его помощницы.

Они пришли, как всегда, вместе. Эта девчонка влюблена в Елену Кирилловну, ревнует ее к каждому брошенному на нее взгляду. А покорная на работе Елена Кирилловна, выйдя из Великой яранги, становится недоступной... Словно и не она застегивала пуговицы на его мокрой рубашке!..

Следом за Шаховской и Людой прямо в отсек Бурова неожиданно пришли профессор Веселова-Росова и академик Овесян.

– Ну как, богатырь? – спросил академик, озорно поблескивая глазами. – Бросай «науку ради науки». Идем ко мне настоящим делом заниматься: будем вместе «солнце» зажигать. Или нравится со статистикой здесь возиться?

– Статистики не выношу, – признался Буров. – И метод исканий, построенный на ней, считаю неверным. Предпочел бы эвристику!

Он решился. Он шел на бой.

– Ого! Бунт на корабле! – засмеялся Овесян, взглядывая на Марию Сергеевну. – Над Великой ярангой выброшен черный флаг.

– Сергей Андреевич склонен к фантазиям, – сказала Мария Сергеевна, – но это пройдет...

– Молодость всегда проходит... к старости, – заметил Овесян.

Буров вскипел. Он вдруг понял, что маститые ученые даже не принимают его всерьез. Они, не ладя между собой, против него едины. И он накинулся сначала на Овесяна:

– Простите, Амас Иосифович, мне трудно понять, как можно произвести в свое время управляемый синтез гелия из водорода, а теперь отрекаться от проблемных исканий? Разве наука может остановиться на том, что в свое время сделали вы?

Овесян вспыхнул. Мария Сергеевна даже испугалась за него. Она-то знала, каким он бывает, когда вспылит. Но он только сказал:

– Сейчас он докажет, что мы, академики, получаем свои звания за работы, сделанные в бытность кандидатами наук.

– Я этого не говорю. Но остановиться на достигнутом, хотя бы во имя практического использования, это наверняка дать себя обогнать другим.

Шаховская, стоя с Людой поодаль, нагнулась к ней и прошептала:

– Ну, Лю, нам с тобой, кажется, повезло... Бой быков или гладиаторов?

– Боюсь, нам придется волочить тело по песку, – шепнула в ответ Люда.

– Чем же вас не устраивает, позволительно будет узнать, наш план работы? – холодно спросила Веселова-Росова.

– Так дальше нельзя, Мария Сергеевна! Для того чтобы найти золото, не измельчают всю гору, чтобы промыть ее, а находят жилу, ведут разработки этой жилы, поворачивают с ней то вправо, то влево.

– Что ж, – вздохнула руководительница работ. – Никто не запретит вам свернуть с нашего пути.

Шаховская и Люда переглянулись. Но Буров не понял намека, он продолжал горячо высказывать свою мысль:

– Надо представить себе направление жилы, определить характер физического явления, которые мы хотим разгадать, предположить, почему стала невозможной ядерная реакция!

– Кстати, наш план предусматривает не предположения, а точное установление причин явления, – прервала Мария Сергеевна.

– Предположения, гипотезы нужны, как луч в темноте. Идя в освещенном направлении, можно подтвердить или опровергнуть гипотезу. Если верно – идем дальше. Если неверно – выдвигаем новую гипотезу, ищем в новом направлении.

– Стоп, стоп, молодой человек! – загремел Ове-сян. – Нет более обещающих загадок, чем загадки природы. Гипотеза должна исходить из фактов, а не факты из гипотезы.

– Корректно только наполовину, – отпарировал Буров, быстро переглянувшись с Шаховской. – Гипотеза должна объяснять факты известные и в то же время должна указывать факты, которые могут быть найдены в ее подтверждении. Догмы – тормоз науки!