Льды и люди - [10]

Берега земель Георга и Александры нанесены на карты приблизительно. До сих пор ни одно судно не огибало кругом их берега. До сих пор не установлено, не соединяются ли земли принца Георга и королевы Александры между собой. Возможно, что они представляют собою один громадный остров. Такое предположение очень вероятно. До сих пор не выяснено, не является ли остров Армитедж только полуостровом Земли принца Георга. Вполне возможно, что на север от Земли Александры находятся неизвестные острова. Много неожиданностей таили для географов едва видневшиеся на горизонте берега Земли принца Георга“.

РАССКАЗ БОТАНИКА САВИЧА

По валунам, лежавшим в заросшем красным мхом болотце, у подножья мыса Седова, ползал Савич.

Отбив молоточком лишаи и мхи, покрывающие валуны, он рассматривал их в лупу.

— Вот устная сульфурия, — обрадованно сообщил он, показывая кусок какого-то невзрачного мха.

— Чрезвычайно редкий мох. Для меня, как для лихенолога, специалиста по мхам и лишайникам, это чрезвычайно приятная находка. Устная сульфурия больше нигде в пределах СССР не встречается. А вот очень интересный полярный лишайник: дифурия рамумуляза.

На ладони Савича лежали черные кружки, похожие на сухие почернелые листочки.

— Второй день ползаю по этому болотцу и все новое и новое нахожу. Девяносто восемь процентов площади Гукера покрывает лед. Но флора Гукера оказывается все-таки довольно богатой. За два дня в этом болотце я обнаружил 15 цветковых растений.

Увлекшись любимой темой, Савич поудобнее уселся на валун. Двадцать восемь мхов. Пятьдесят лишайников. На камнях — шесть видов лишаев-дорифор. Два из них очень редкие — сетчатая дорифора и дорифора Арктики. Савич вытаскивает из сумки „знаменитые лишайники“. Я рассматриваю их в лупу. Вижу уродливые тельца пасынков флоры. Ничего интересного. Сколько нужно энтузиазма, чтобы отдать свою жизнь этому — жалкой дорифоре Арктики!

— Я первый из лихенологов на острове Гукере и вообще на архипелаге, — говорит Савич, принимаясь опять ползать с валуна на валун. — И я должен как можно продуктивнее использовать представившийся счастливый случай!

Отбивая молоточком лишаи и мхи, Савич продолжает раскрывать тайны флоры Гукера.

— Кроме двух видов полярного мака, на валунах живет несколько видов камнеломок. Вы заметили, наверное, на камнях микроскопические розовые и белые цветочки. Камнеломок на земле Франца-Иосифа шесть семейств. Камнеломки умудряются пускать корни в поры камней. Проникающая вслед за корнями в поры вода, замерзнув, ломает валун. Отсюда название этих оригинальных растеньиц — камнеломки. Затем на Гукере мной найдена снежная цетрария — арктический вид ягеля. Затем на островах встречается даже далекий родственник нашим хлебным злакам — флеум альпинум.

— Да, да, — повторяет Савич, — на земле Франца-Иосифа из русских ботаников был только один, плававший на ледоколе „Ермак“. Но он был специалист по цветковым. Лихенолога на архипелаге еще не было! Мне первому представился такой счастливый случай.

— Какое практическое значение имеет изучение мхов и лишайников?

— Помимо научного и чисто практическое, — опять уселся на валун Савич. — Выяснение размеров месторождений ягеля позволит сказать, возможно или нет в изученном районе оленеводство. Есть мхи и лишайники, употребляемые в медицине и химии. Из мхов делают краски. Из лакмусового лишайника — известную лакмусовую бумагу. В Финляндии мхи примешивают в хлеб. В Карелии ими кормят коров. В Алжире, Марокко, Греции также употребляют в пищу мхи. Молотые лишайники прибавляют в дорогие сорта пудры. Лишайниковый порошок очень долго держит запахи.

— Шипр. Вы знаете эти духи? — спрашивает с провокаторской улыбочкой Савич.

— Так вот шипр делается из лишайника эверекия.

На архипелаге Франца-Иосифа растут даже… деревья. В одну из своих ботанических экскурсий Савич нашел на берегу бухты за Рубини-Рок миниатюрное деревцо. В жалкой былинке с острыми копьеобразными листочками никак нельзя было узнать родственника могучих ив материка. Найденный Савичем экземпляр представителя „арктического леса“ был не многим больше спички. Такой иву сделали тысячелетия власти льдов над архипелагом.

ВЫСТРЕЛ ИЗ КИТОБОЙНОЙ ПУШКИ

На стене гидрологической лаборатории крупными размашистыми буквами было написано мелом:

„ПЕРВАЯ СМЕНА ОБЪЯВИЛА СЕБЯ УДАРНОЙ. ВЫЗЫВАЕМ НА УДАРНУЮ РАБОТУ ВТОРУЮ СМЕНУ. НАС ОДИННАДЦАТЬ ЧЕЛОВЕК. ПЯТЬ ПАРТИЙЦЕВ. ЗА СМЕНУ МЫ ДАЛИ 60 ПОДЪЕМОВ. ПОДАЛИ К БЕРЕГУ 20 ШЛЮПОК.

ПЕРВАЯ СМЕНА“.

Около надписи у растопырившего свои ноги киноаппарата уже суетился Новицкий. Это был ка-а-а-др — и какой еще!

На 81 градусе северной широты такая надпись была первой. Она появилась на четвертый день выгрузки. Инициаторами ее были составлявшие большинство первой смены „духи“ (кочегары).

— Ну, как? — спрашивали торжественно „духи“, встречая „рогатых“ (матросов). — Видели?

— Ну, и что? — петушились те. — Видно будет после смены!

— Но…

— Так вот.

Вечером Новицкий снимал ответ: вторая смена дала 81 подъем, согнала на берег 32 шлюпки.

Ряды ударников Земли Франца-Иосифа росли. Исконная вражда между „рогатыми“ и „духами“ еще более усиливала темпы. Количество подъемов лебедкой грузов росло. Все скорее и скорее совершали нагруженные шлюпки к берегу рейсы.