Лазурный мир - [19]

В центре плота возвышалась трибуна, окруженная скамьями — на них занимали места влиятельные лица: мастера гильдий, старейшины каст, арбитры и заступники. Любой желающий выступить мог в любое время занять трибуну, если его рекомендовал кто-нибудь из старейшин или мастеров. По традиции, прежде всего на Соборе слово предоставляли старейшинам, наставлявшим молодежь на путь профессионального мастерства и нравственной доблести. Так было и на этот раз. Через час после полудня на трибуну поднялся первый оратор — дородный пожилой поджигатель с плота Манделинда, уже открывавший таким же образом пять предыдущих Соборов. Он обращался за рекомендациями и автоматически получал их — к тому времени его пространные речи уже рассматривали как неизбежное зло. Взобравшись на трибуну, поджигатель начал говорить. У него был звучный, вибрирующий, далеко разносившийся голос, он выражался многословно, избитыми фразами, не содержавшими никаких достопримечательных наблюдений или выводов:

«Вот мы и встретились снова! Рад видеть вокруг столько лиц, которые за многие годы стали знакомыми и даже любимыми — хотя, увы, некоторых мы больше не увидим: тех, кто отлетел от нас в Иные Пределы, нередко безвременно, в том числе тех, кто понес наказание лишь несколько дней тому назад, когда навлек на себя гнев Царя-Крагена, вызывающего трепет у каждого из нас. Ужасные проступки спровоцировали могущество сей Фундаментальной Реальности — это не должно было случиться и никогда не случилось бы, если бы все мы подчинялись древним наставлениям. Почему бы мы стали презирать мудрость предков? Мудрость благородных героев, посмевших восстать против тирании безумных рабов! Они захватили Космический Корабль, перевозивший их туда, где они были обречены на жестокое заключение, и нашли убежище на нашей благословенной планете! Нашим предкам известны были преимущества порядка и дисциплины, они сформировали касты и назначили им профессии, соответствовавшие навыкам, усвоенным Первоплавателями, судя по всему, еще в Исходных Мирах. Именно поэтому махинаторам поручили выуживать рыбу из моря, наперсточникам — открывать и закрывать мишени сигнальных решеток, поджигателям, к числу каковых я с гордостью отношу себя — вить веревки, а из среды растратчиков вышли многие заступники, обеспечившие нам благоволение и защиту Царя-Крагена.

Подобное порождает подобное; характеристики передаются по наследству и оттачиваются. Почему же тогда наши касты распадаются и уступают место безалаберному смешению? Я взываю к сегодняшней молодежи: читайте Аналекты, изучайте экспонаты Музея, возобновляйте в себе приверженность системе, установленной предками! У нас нет более драгоценного наследия, нежели отождествление с кастовой принадлежностью!»

Старый поджигатель говорил в том же роде еще несколько минут. Его сменил еще один долгожитель — бывший наперсточник, пользовавшийся высокой репутацией и работавший, пока из-за помутнения в глазах он уже не мог отличить один символ от другого. Так же, как пожилой поджигатель, он призывал к благочестивой приверженности традиционной системе ценностей: «Я порицаю праздность нынешней молодежи! Мы превращаемся в расу лентяев! Нам повезло — Царь-Краген предохраняет нас от прожорливости меньших крагенов. Что, если тираны из космоса обнаружат нашу планету и снова захотят поработить нас? Как мы защитимся? Ныряя под плоты в надежде, что противники последуют за нами и утонут? Предлагаю сформировать на каждом плоту хорошо подготовленное ополчение, вооруженное дротиками и копьями, изготовленными из самых твердых, самых прочных стеблей!»

За дряхлым наперсточником последовал заступник плота Самбер, благочестиво предположивший, что в случае нападения тиранов из космоса Царь-Краген нанесет им незабываемый ущерб, и что перед лицом такого непреодолимого отпора тираны поспешно покинут планету в ужасе и никогда не вернутся. «Царь-Краген велик, Царь-Краген мудр и проявляет благосклонность, если никто не оскорбляет его достоинство так, как было сделано в ходе достойного сожаления инцидента на Транке, где самоуверенность нетерпимого вольнодумца и отщепенца привела к трагедии для большинства! — тут заступник смиренно опустил голову. — У меня нет такой привилегии, мне не подобает предлагать достойное наказание за упомянутое гнусное преступление. Но я хотел бы выйти за рамки этого конкретного правонарушения, чтобы указать на послужившее его причиной явление, а именно на показную дерзость некоторых, возомнивших себя вправе критиковать общепринятый уклад жизни, служивший нам верой и правдой на протяжении многих поколений...»

Наконец заступник спустился с трибуны. Его место занял угрюмый человек крепкого телосложения в обычной, ничем не примечательной одежде. «Меня зовут Скляр Хаст, — сказал он. — Я — тот самый «нетерпимый вольнодумец и отщепенец», о котором только что упомянул заступник. Я мог бы многое сказать, но красноречием не отличаюсь. Скажу прямо, начистоту. Царь-Краген — вовсе не мудрый и благосклонный защитник, каким его пытаются изобразить заступники. Царь-Краген — прожорливое чудовище, и с каждым годом становится все более чудовищным и прожорливым. Я пытался убить меньшего крагена, разрушавшего шпалеры. Каким-то образом Царь-Краген узнал о моих попытках и отреагировал на них с безумной злобой».