Лазурное море - изумрудная луна - [19]

Иветта резко распахнула широкие и испуганные глаза, что были зеленее бирюзы, и ярче падающей звезды в безлунной ночи, как у загнанной в угол лани, борющейся за остатки утекающей жизни, и, превозмогая боль, девушка извернулась на простынях, чтобы остановить приближающейся к ключицам кинжал, застывшей в полуметре от ее болезненного лица. Но запястье, к которому она прикоснулась, не дрогнуло, остановилось в воздухе, словно не решаясь продолжить начатое грехопадение. И она подняла горящий взгляд к человеку, что намеревался лишить ее воспоминаний о людях, которых она отчаянно любила, память о которых лелеяла больше собственной жизни. И с ее памятью в бездну канут и те, кто продолжал жить вместе с ее бьющимся сердцем. Казалось, что минула вечность, когда их взгляды встретились, и время застыло, когда черные локоны ее волос затрепетали под дрогнувшим дыханием, а губы в изумлении раскрылись, и она не смела и не желала отводить глаз, плененная чистотой его неприкаянного и светлого взора. Она увидела прозрачную синеву моря, и алмазный лик полнолуния, заволоченный дымчатым флером павших на землю сумерек. Лицо его было создано из самой прекрасной и нежной сказки, из дальней и давно забытой сердцем мечты, из глубин забвения прошлых жизней, когда они были единым целым, еще не расколовшись на две одинокие половины. Глубоко в себе, Иветта подсознательно ощущала, что где-то прежде уже видела эти завораживающие, глубокие глаза, сиявшие ярче любого сапфира. Было нечто интимное в том, как два незнакомых друг друга человека вглядывались в свое отражение в глазах другого. Увиденное захватывало и поражало, в то время как на своих губах она ощущала вкус его дыхания, тяжесть кинжала, что он держал в руках. Хватка ее цепких пальцев немного ослабла, но руки она все равно не отняла, и после того как мужчина, стоявший над ней заговорил, ей понадобилось несколько секунд, чтобы зрение смогло обрести четкое очертание окружающего пространства.

— Я не собираюсь причинять тебе боли, просто хотел помочь сменить одежду и омыть, — говорил он, неотрывно глядя в ее дымчато-зеленые глаза, полыхающие огнем и яростью, надеясь, что она сможет прочитать истину в его глазах, распознать искренность в произнесенных словах, почувствовать равномерность и хладнокровное спокойствие в пульсе, бьющемся в ее ладонь. Но аккуратные древесно-угольные брови сошлись на переносице, когда она гневно прошипела сквозь зубы:

— С чего мне доверять человеку, поднесшему ко мне обсидиановый клинок? Человеку, которого я не знаю?

— Я и не прошу доверять мне, — мягко ответил мужчина, расцепляя своей второй рукой ее пальцы, и кожей своей она ощутила остроту и холод золотых перстней. Он ловко вывернул кинжал в своей руке, да так быстро и искусно, что глаза могли лишь поспевать за отсветами черного серебра, мерцающего в тенях просторных и широких апартаментов, свистящий звук клинка разносился эхом, отскакивая от стен, и перламутровых балюстрад фантастических зверей, винтовых мраморных лестниц, ведущих к прозрачно-изумрудным куполам, как невидимый призрак. Мужчина положил кинжал рядом с собой на небольшую столешницу из лунного камня, но будто вовсе и не заметил, что Иветта также с легкостью могла дотянуться пальцами до обжигающей рукояти, а может, сделал это преднамеренно, не боясь, что она сможет причинить ему хотя бы каплю физического вреда. Он потянулся вперед, взяв небольшой кожаный мешок, лежащий у изголовья огромной кровати, и развязав шнуровку, достал темную тунику и светло-серые брюки с белоснежным поясом, и черные сандалии из натуральной кожи, расшитые золотыми нитями.

— Я хотел переодеть тебя в чистую одежду, потому что те тряпки, в которые ты облачена при первом же твоем движении разойдутся по швам, превратившись в пыль, что исчезнет под маревом османских пустынь быстрее, чем капля воды, — он смерил ее недовольным взглядом, чуть сузив глаза, и серьезность, с которой он изучал черты ее юного лица, заставили щеки облачиться в алеющий пурпур. — Полагаю, что после обычной смены одежды и омовения тебе должно стать хотя бы легче дышать, потому что вся твое верхнее платье пропитано твоими же нечистотами и потом, и поверхностные ранения, которые я не успел исцелить при помощи своей духовной силы, могут загноиться. Будет лучше, если ты позволишь мне перевязать тебя, — с тяжелым вздохом признался он, опуская взгляд на ее руки, в которых торчали тонкие металлические иглы, сочащиеся лекарственным раствором.

Мужчина отвел взгляд в сторону, как если бы ему было трудно вынести ее взгляд, поспешно возвращаясь к содержимому кожаного мешка, доставая оттуда несколько чистых льняных полотенец и тесьму. Он с силой разорвал ткань, разделив ее на три крупных пласта, и Иветта заметила, как натянулись стальные мышцы на его предплечьях.

— Будет немного больно, — пояснил он с полной апатией в голосе, все еще не поворачивая головы в ее сторону, — раз ты очнулась, мне нужно быстро вытащить иглы. Это хорошее снотворное, но в бодрствующем состоянии, у него абсолютно обратный эффект, и ты можешь заработать сильнейший анафилактический шок, а мне бы крайне не хотелось, чтобы ты потеряла способность двигаться. Этой ночью мы должны немедля покинуть стены Даррэса.