Лазоревый петух моего детства - [132]

Не нужно физически

Козёл Розенкранц побежал вперёд на лёгкой скорости с хохотком.

— Пестряков, поворачивайся ко мне спиной. Я тебя бодну в мягкое, на котором трусики.

Прицелился козёл Розенкранц бодать, а Пестряков Валерий даже с места не сошёл, только изогнулся ловко и дёрнул козла за бороду. А когда удивлённый козёл проскочил мимо, поскольку инерция при промахе действует в направлении движения, Пестряков Валерий его ещё и за хвост дёрнул. Развернулся козёл Розенкранц. Пестряков ему красной тряпкой машет.

— Зрители! — закричал козёл. — Что же это такое получается? — И, уже осердившись, полетел бодать изо всей силы.

Но Пестряков Валерий за один миг до соприкосновения с Розенкранцевыми рогами отшагнул в сторону и опять красной тряпкой дразнит.

— Ну, Валерка! Ну, Пестряков!.. Не будет тебе пардону…

Помчался козёл на Валерия. Из ноздрей пар.

Валерий подпрыгнул. Проскочил козёл под Валерием. Развернулся — и снова. Пригнул голову для удара. А Валерий опять подпрыгнул. Но и козёл не прост, остановился как вкопанный, задумал Пестрякова Валерия на рога поймать.

— Пестряков, не быть тебе отличником! Я тебя сейчас в детскую больницу определю. В нервную палату.

Но Пестряков Валерий, падая, ухватил козла за рога — сел ему на спину. Будто под ним не козёл Розенкранц, а козёл гимнастический.

Что тут было!

Скачет козёл, как необъезженный конь. На передние ноги встаёт, задними лягает. На задние встаёт — передними в воздух тычет. Головою трясёт. А Валерий вцепился, будто приклеился, не отрывается и не падает. Несётся козёл Розенкранц по кругу, то вдруг затормозит резко, то вбок прянет. Дачники заливаются. Собаки лают, кошки орут. Курицы кудахчут. Петухи кукарекают. Только пожилые старички и старушки молчат — всё ещё за Валерия опасаются. Шофёры проезжие от смеха мычат, как быки по весне. А парень-шофёр с раздвижными плечами смеяться уже не может.

— Теперь в самый раз спрыгивать и валить козла на бок, — говорит дядя Федя.

— Не сумеет. Физически подготовлен слабо, — говорит дядя Павел.

— А не нужно физически, — говорит Гришка. — Это будет победа духа. Недаром же вы Пестрякову Валерию отдали удар без промаха в самом широком смысле.

— Эх, — сказал дядя Федя. — Вот ведь Валерий. Вот ведь пострел. Вот ведь, смотри-ка ты… Не ожидал, что воспользуется.

На лугах так прекрасно

Козёл Розенкранц метался и прыгал с криком душевной боли. Брыкался, лягался и наконец упал посреди стадиона без сил и заплакал.

— Ах, какой стыд! — плакал он. — Застрелюсь! Голодом себя уморю! Как мне теперь жить после такого позора? Что наделали… Хулиганы…

Некоторые дачники стали козла успокаивать. Даже Пестрякову Валерию замечание сделали: мол, мог бы и не так окончательно побеждать. Мол, что теперь прикажете козлу делать с его раненой душой?

Гришка хотел дать разъяснения по существу вопроса, но тут на стадион взошёл председатель колхоза Николай Евдокимович Подковырин.

— Товарищи дачники, — сказал он. — Вы приехали в наши прекрасные места отдыхать. Поэтому я призываю вас к активному отдыху, чтобы вы не слонялись и не скучали. Травы у нас нынче поспели на удивление высокие, сочные и густые. Колхозники с ног валятся — косят их. Ваш отдых и удовольствие я вижу в том, чтобы помочь это сено сгребать и свозить в стога.

Некоторые дачники согласились сразу.

— Где, — говорят, — грабли?.. Куда, — говорят, — идти?

Другие, которые козла жалели, заупрямились.

— Почему, — говорят, — мы? Мы, — говорят, — не двужильные. У нас нервы.

Председатель колхоза руку поднял.

— Мы никого не неволим. Мы просим. Запах лугов, аромат сена и ветер с реки поправят ваше здоровье. А нам будет польза. К тому же вы не бесплатно будете сено сгребать. Но наибольшее удовлетворение доставит вам ваша совесть, потому что она на такой работе окрепнет.

— Спокойнее! — сказал председатель, поскольку малосознательная часть дачников снова загалдела. — К вам сейчас обратятся приехавший к нам на три дня академик товарищ Спицын и наш земляк — заслуженный пенсионер Фёдор Иванович.

— Товарищи, надо, — сказал дядя Павел.

— На лугах так прекрасно, — сказал дядя Федя.

Пристыженная их словами малосознательная часть дачников заспешила к правлению получать инструмент. Собаки, естественно, разбежались, и кошки, и куры, и петухи. Шофёры по своим делам направились. Пестряков Валерий ушёл переодеваться после победы.

— Я своё дело сделал, — сказал он Гришке на прощание. — Теперь ты своё доделывай.

Полюбуйтесь на Розенкранца

Остались на стадионе Гришка и козёл Розенкранц, умирающий от ложного стыда и обиды.

— Хватит вам на земле лежать, — сказал Гришка. — Вставайте.

— Не могу… — застонал козёл. — Я не могу никому на глаза показаться. Я пойду и утоплюсь… А вас я теперь ненавижу…

— Вы меня и раньше не очень любили, — сказал Гришка. — А в вашем возрасте уже пора за ум взяться.

— Я сирота-а… — заплакал козёл. — И не подходите ко мне, я укушенный.

— Григорий, — послышалось сверху.

Гришка голову поднял — над ним Аполлон Мухолов виражи закладывает.

— Здравствуйте, — сказал Гришка. — Вы посмотрите, что с Розенкранцем творится. Прямо как маленький.

— Сирота я, сирота-а… — Козёл заплакал ещё жалобнее. С подсинённой бороды закапали на землю обильные синие капли.