Лайк, шер, штраф, срок - [36]
Ехала я в машине с тремя операми, а следователь ехал на другой машине. Мы приехали с операми, зашли в кабинет, я села на стул, и мне сказали: «Рассказывай, признавайся». Я, естественно, не понимаю о чем речь. Они включили компьютер, показали все эти скрины. Я посмотрела, говорю: «Ну, понятно». С шуткой там, с улыбкой. Я даже не поняла сразу, что это уголовное дело. Начали говорить: «Ну, ты же взрослая, ты же все понимаешь, что делала». Я отвечаю: «Блин, когда я это все сохраняла, то даже закона о чувствах верующих не было, то есть это 2015 года альбом» (уголовная ответственность за оскорбление чувств верующих по статье 148 УК действует с 2013 года — МЗ). Как бы это смешно ни звучало, но там был такой прием «хороший и плохой полицейский». Один вообще в стороне сидел. Другой, который показывал скрины, давил на меня очень сильно, говорил: «Вот, девочка одна выпендривалась, и ее посадили на три года, а мальчик признал все, и ему дали общественные работы». Сказали мне, что это не судимость, что как в сериалах буду ходить мыть что-то там, и как бы на этом все. А второй мужчина все время говорил: «Может, водички, пойдем покурим», то есть как-то по доброму относился. При этом у меня не спрашивали, моя ли эта страница: вплоть до того, что когда я писала признание, они указали, что я создала страницу с помощью iPhone 5C, что в принципе глупо, потому что страница была создана в 2009 году. И когда я это все писала, они сказали: «Ой, в 2009 году [создала страницу] пиши», и потом время нужно было указать регистрации. Я сказала: «Да я не знаю, вы издеваетесь, я не помню». На что другой отошел в другую комнату, вернулся, и назвал мне время, в которое была создана моя страница. То есть я вот это написала, и потом в деле нашла выписки из МТС, там мой паспорт привязан, поэтому таких вопросов они не задавали.
Согласно протоколу допроса Мотузной в качестве подозреваемой, мать девушки с детства пыталась привить ей любовь к церкви, однако выросла она атеисткой. В 2016 году, говорится в документе, Мотузная заходила на созданную ей в 2009 году страницу «ВКонтакте» под ником «Мария Фролова» и искала в различных группах социальной сети «изображения с тематикой неприятия к лицам негроидной расы, а также отрицательного характера изображения священнослужителей», сохраняя их в свой фотоальбом «Сохраненные». «Я понимала, что размещенные мною изображения носят негативный подтекст, направлены на возбуждение ненависти и вражды в отношении определенной группы лиц, однако указанное меня никак не останавливало, я хотела их разместить, таким образом выражая свое отношение к этому», — говорилось в протоколе допроса. В том же документе рассказывалось, как Мотузная показала своей матери запись выступления стенд-ап комика Данилы Поперечного «Поп культура», в котором он высмеивал верующих, после чего мать пообещала написать на нее заявление в полицию, однако не сделала этого. Это даже не допрос наверное был: они требовали признания, не скажу чтобы выбивали, потому что я быстро сломалась, испугалась и почти не сопротивлялась. Я подписала признание, они тут же позвонили следователю и сказали: «Все готово, приезжай». Пришел следователь — кстати, вместе с адвокатом государственным. Следователь печатала допрос, вообще меня ни о чем не спрашивая. Что у них там было подготовлено — я не знаю. Меня ни о чем не спрашивали по сути, при этом, пока она все допечатывала, адвокат мой, которая меня должна защищать, со следователем обсуждали убийцу какого-то — видимо, опять у них какое-то общее дело было. Все это в шутках, у них там какую-то девчонку убили. Ну я сидела в шоке все это слушала, понятно, что они не то что подружки, но общаются неплохо. Перед разговором со следователем я с адвокатом не общалась. Она даже не представилась, взяла, прочитала мое признание, подписала его и просто сидела все это время, пока мне не дали подписку о невыезде и все эти документы. Она их также молча подписала; единственное, что она тогда спросила — могу ли я представить характеристику с места работы. А я работала в ВТБ, и я сказала, что я не приду в ВТБ с таким вопросом, потому что это стыдно и прочее. На это она ответила: «Ну, ладно». И больше я ни номер телефона, ни имени даже я ее не знала. Что ее зовут Ириной Сертягиной я выяснила только из материалов дела. Потом следователь сказала: «Можешь уже идти, я тебя выпущу, там же пропускная система». На это опер, который был «плохим полицейским», который скрины мне показывал, он сказал, что ему надо со мной поговорить. Адвокат со следователем ушли, осталась я с этими операми; он сказал мне: «Маш, вот сейчас безо всяких протоколов, без всего, ты честно скажи — ты как к приезжим относишься?». Я опешила от такого вопроса, поняла, что это подвох какой-то, сказала, что все хорошо, какие вопросы, ни к кому никогда никакой вражды не испытывала. Он ответил: «Ну, понятно». И меня отпустили.
