Лавровы - [62]

Они выстраивались перед дворцом молчаливо и угрюмо.

— Сдавай оружие!

Выбитые со двора женщины также высыпали на площадь.

Во дворце нарастающий напор штурма уже достиг последнего караула у зала, где затаилось правительство.

Неподвижный четкий ряд юнкеров с винтовками наперевес застыл у двери. Буря неслась на них, и вот один, бросив винтовку, схватился за голову и кинулся прочь, у другого перекосилось и задрожало лицо, цепь распалась, и самые стойкие, не имея времени скрыться, подняли руки вверх.

Тогда энергичная, подвижная фигура в сюртуке вырвалась вперед:

— Что вы делаете? Разве вы не знаете? Наши только что договорились с вашими!..

Эта последняя попытка обмана не удалась.

Николай вместе с другими ринулся в небольшой угловой зал, и министры, бледнея, подымая руки, увидели перед собой красногвардейцев, матросов, солдат, опоясанных пулеметными лентами, грозных, как окончательный приговор…

…Было уже около трех часов ночи, когда на заседании съезда Советов в Смольном наступила ясная и торжественная тишина. Читалось экстренное сообщение. Это было сообщение о взятии Зимнего дворца и аресте Временного правительства. То, к чему стремились миллионы людей труда, совершилось. В России была установлена Советская власть. Владимир Ильич Ленин встал во главе Советского правительства.

XXXV

В этот день в квартире Михаила Борисовича Орлова, как это часто бывало, собрались друзья и знакомые.

В просторной гостиной, убранной коврами и диванами, глубоко засел в кресло, с вечерней газетой в руках, родной брат Михаила Борисовича. Он несколько лет подряд работал в союзе думских журналистов. В крахмальном воротничке и при манжетах, Лев Борисович имел вид несколько даже чопорный. Он был очень похож на брата — такого же роста, такой же массивный, с мясистым носом.

В столовой на бархатном безвкусном диване, не идущем к дубовому буфету и остальной мебели, уместился, подвернув под себя ногу и показывая полоску нечистого носка над запыленным ботинком, пожилой человек с сединой на висках и с редкой, как бы оборванной бородкой. Когда он говорил, казалось, что он не то жует, не то хочет выплюнуть челюсть. Это был сосед по квартире, учитель истории.

Прапорщик, сверкавший рядом с ним глазами и погонами, до революции был в подчинении Михаила Борисовича по всероссийскому Союзу городов и в трудные минуты привык советоваться с Орловым. Друзья и знакомые считали Михаила Борисовича человеком, который умел вести себя в самых критических обстоятельствах и у которого поэтому можно было поучиться.

Франтоватый помощник присяжного поверенного, протеже Орлова, стоял у широкой кафельной печи, скрестив ноги и заложив руки за спину. Беседуя с женой Михаила Борисовича, гревшейся тут же в кресле, он поглядывал изредка то на огромную копию Мурильо с ангелочками и богородицей, занявшую чуть ли не всю стену над диваном, то в зеркало, висевшее в простенке между окнами. Глядя на свое отражение в зеркале, он неизменно подносил руку к галстуку, словно собираясь сорвать его с шеи. Еще несколько человек сидели и бродили по комнатам.

Жена, давно привыкшая к гостям, говорила иногда, вздыхая:

— Куда это сегодня пропал наш Михаил Борисович?

— Государственные дела, — отозвался помощник присяжного поверенного и вдруг расправил ноги и руки, завидев в дверях известного адвоката и общественного деятеля.

Тот, не здороваясь ни с кем, поспешно спросил:

— Михаил Борисович дома?

Лицо его с высоким лбом, горбатым носом, большим ртом и глазами навыкате поворачивалось от одного гостя к другому. Было оно нехорошего, землистого цвета. Толстые щеки свисали пренебрежительно, образуя неприятные складки у губ.

— Нету дома, — отвечал помощник присяжного поверенного, делая шаг навстречу гостю и почтительно кланяясь. — Мы с минуты на минуту…

— В таком случае я приду попозже, — перебил деятель, и громадная фигура его скрылась в дверях.

Помощник присяжного поверенного тихо назвал фамилию ушедшего, и учитель истории укоризненно воскликнул:

— Что ж вы раньше не сказали? Я бы посмотрел внимательней!

Когда пришел сын, капитан Орлов, жена Михаила Борисовича начала уже привычно волноваться отсутствием мужа. Впрочем, в глубине души она была за него спокойна. Она и вообразить себе не могла, что с ним может случиться несчастье: это казалось ей столь же невероятным, как если б вдруг померкло солнце.

— Как ваш полк, капитан? — спросил прапорщик. — Тоже драки в комитете и ни туда, ни сюда?

— К сожалению, именно туда. Сегодня утром по приказу большевиков полк выступил куда-то, черт его знает куда, — может, убивать всех нас. Я не подчинился и ушел. А где отец? Мне он срочно необходим.

— Это все очень быстро кончится, — отвечал учитель истории не Орлову, а своим мыслям. — Они не способны к созидательной работе. В русском народе исторический разум всегда побеждал. Спасение — в Учредительном собрании, да, в Учредительном собрании, господа!

И казалось, он не одну, а обе челюсти выплюнул — с таким азартом он произнес последние слова.

В это время вошел Михаил Борисович. Он вступил в комнату с видом значительным и серьезным.

— Здравствуйте, господа, — сказал он неторопливо. — Зиночка, милочка, я ужасно проголодался. Кушать, кушать, кушать!