Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 1 - [23]

А вот о том, как Одиссея разгневала Цирцея, превратившая его спутников в свиней:

Не рад он видеть их

В свинском блаженстве.

Обнажил меч и в гневе обратился

К стоявшей там Цирцее:

«Освободи моих бойцов,

Верни им прежний облик!!»

Если Лавкрафт видел серединную рифму в строке «He’ll ne’er roam far from Ithaca» («Он никогда не уйдет далеко от Итаки»), то мы можем представить, каким было его новоанглийское произношение.

Пожалуй, наибольший интерес в «Поэме об Улиссе» представляет собой приложенный к ней перечень «Классики Провиденса» от «Провиденс пресс». Вот этот список:

МИФОЛОГИЯ ДЛЯ ДЕТЕЙ 25 ц.

ОДИССЕЯ ДЛЯ ДЕТЕЙ В СТИХАХ 5 ц.

ДРЕВНЕЕГИПЕТСКИЙ МИФ

ДЛЯ САМЫХ МАЛЕНЬКИХ 5 ц.

ГОТОВЯТСЯ К ИЗДАНИЮ

ИЛИАДА ДЛЯ ДЕТЕЙ В СТИХАХ 5 ц.

ЭНЕИДА 5 ц.

МЕТАМОРФОЗЫ ОВИДА 25 ц.

Получается, на тот момент «Мифология для детей» и «Древнеегипетский миф» уже были написаны, однако, насколько известно, эти произведения не сохранились. Более содержательный перечень можно найти в конце «Маленьких стихотворений, том II» (1902), где упоминаются все три работы из раздела «Готовятся к изданию». Первые две из них, изложенные, скорее всего, по Булфинчу, утрачены. К тому же не стоит забывать, что Лавкрафт мог прочитать «Илиаду» в переводе Поупа и «Энеиду» в переводе Драйдена. О «Метаморфозах» Овидия мы поговорим чуть позже.

Судя по стоимости в 25 центов, «Мифология для детей» была произведением объемным. Это первое сочинение Лавкрафта в прозе, представляющее из себя пересказ Булфинча. В тридцать четвертой главе «Века сказаний» кратко упоминаются некоторые египетские мифы, а больше всего внимания уделено мифу об Изиде и Осирисе, поэтому смею предположить, что именно он и стал источником «Древнеегипетского мифа». Видимо, произведение было очень коротким, раз Лавкрафт оценил его в 5 центов. В перечне 1902 г. указывается некое произведение под заголовком «Египетские мифы» стоимостью в 25 центов – возможно, Лавкрафт дополнил свою первоначальную работу.

Подготовка «Поэмы об Улиссе» к «изданию» потребовала немало труда, в том числе создание иллюстраций, оформление титульной страницы и сведений об авторском праве, составление перечня работ и назначение цен. Все это говорит о том, что уже в возрасте семи лет Лавкрафт намеревался стать писателем. В постскриптуме, следовавшем за предисловием, указано: «Качество будущих работ улучшится, как только автор получит больше опыта». Пользоваться копировальным аппаратом под названием «гектограф» Лавкрафт еще не научился, поэтому, если он и «продавал» свои произведения в нескольких экземплярах (ближайшие родственники наверняка желали поддержать его стремления и вполне могли приобрести его первые «книги»), то, видимо, каждый раз переписывал их заново.

Впрочем, классическая Античность интересовала Лавкрафта не только с литературной точки зрения, она также пробуждала в нем даже близкое к религиозному любопытство. Он с удовольствием вспоминал о том, как в 1897–1899 гг. посещал музей Род-Айлендской школы дизайна (у подножия Колледж-Хилл, неподалеку от Бенефит-стрит). В 1897 г.[169] музей как раз только открылся, и Лавкрафт рассказывал, что его «самым неподходящим образом разместили в подвале главного корпуса» на Уотермен-стрит, 11 (в 1914 г. оно было снесено при строительстве автобусного тоннеля), однако, несмотря на это, музей

«… привел меня в восторг, это была настоящая волшебная пещера, где я увидел всю изысканность Греции и все великолепие Рима. С тех пор я посетил немало других музеев искусств, да и сейчас нахожусь на расстоянии платы в пять центов от одного из величайших музеев в мире [музей «Метрополитен» в Нью-Йорке], и все же ни один из них не оказал на меня такого же сильного впечатления, ни один не дал возможности так близко соприкоснуться с Древним миром, как тот скромный подвал с убогими гипсовыми скульптурами на Уотермен-стрит!»[170]

Разумеется, водили его туда либо мама, либо дедушка. В другом письме Лавкрафт говорит: «Вскоре я побывал во всех основных музеях классических искусств Провиденса и Бостона»[171] (имея в виду Музей изящных искусств в Бостоне и Музей Фогга в Гарварде) и добавляет, что начал собирать коллекцию небольших греческих скульптур из гипса. Это привело к страстному увлечению Античностью, а затем и к своего рода религиозному откровению. Пусть Лавкрафт сам расскажет об этом в своей неподражаемой манере:

«Лет в семь-восемь я был истинным язычником – меня так сильно дурманила прелесть Древней Греции, что я вроде как начал верить в древних богов и духов природы. Я воздвигал самые настоящие алтари Пану, Аполлону, Диане и Афине, а когда спускались сумерки, пытался разглядеть в лесах и полях дриад и сатиров. Я не сомневался, что однажды узрел этих лесных существ танцующими под осенними дубами, и этот “религиозный опыт” стал для меня не менее достоверным, чем для какого-нибудь христианина – его исступленный восторг. Если христианин скажет мне, что ощутил присутствие Иисуса или Иеговы, я, в свою очередь, поведаю ему о встрече с богом Паном с копытами вместо ног и сестрами Фаэтусы» («Исповедь неверующего»).

Таким образом, Лавкрафт опровергает слова Булфинча, который в самом начале «Века сказаний» мрачно заявляет: «Религии Древней Греции и Рима устарели, и среди ныне живущих не осталось ни одного человека, поклоняющегося так называемым олимпийским богам»