Лавкрафт - [118]

Лавкрафт даже намекает, что местность с городом Старцев и есть легендарное плато Ленг, а пугающие горы на горизонте — неведомый Ка дат. Таким образом он радикально меняет их расположение, отмеченное в предшествующих сочинениях, где Ленг находился в Центральной Азии, на Тибете, а Кадат — вообще в «стране заповедных снов». Подобная легкость в обращении с уже сложившимся мифологическим конструктом показывает, насколько спокойно и несерьезно Лавкрафт относился к созданной им мифологии, обычно видя в ней только антуражный элемент.

Завершаются «Хребты Безумия» коротким эпизодом, в котором фантаст специально намекает на связь своего произведения с известной книгой другого американского прозаика об Антарктиде — «Повестью о приключениях Артура Гордона Пима» Э. По: «Мне удалось выпытать у Денфорта, что последнее ужасное зрительное впечатление было в виде миража. По его словам, оно не имело ничего общего ни с кубическими сооружениями на склонах, ни с поющими, источающими пар пещерами Хребтов Безумия. Мелькнувшее среди облаков дьявольское видение открыло ему, что таят фиолетовые горы, которых так боялись и к которым не осмеливались приближаться Старцы… Тогда же, над хребтами, он истошно вопил одно и то же — безумные, услышанные нами одновременно слова: “Текелили! Текелили!”»[317]

При всем внешнем различии описанных событий при чтении этого момента нельзя не вспомнить окончание повести По, где звучат те же таинственные крики: «Тьма сгустилась настолько, что мы различаем друг друга только благодаря отражаемому водой свечению белой пелены, вздымающейся перед нами. Оттуда несутся огромные мертвенно-белые птицы и с неизбежным, как рок, криком “Текелили!” исчезают вдали… Мы мчимся прямо в обволакивающую мир белизну, перед нами разверзается бездна, будто приглашая нас в свои объятия. И в этот момент нам преграждает путь поднявшаяся из моря высокая, гораздо выше любого обитателя нашей планеты, человеческая фигура в саване. И кожа ее белее белого»[318].

В отличие от унылого «Ледяного сфинкса» Ж. Верна «Хребты Безумия» ни в коем случае не являются прямым продолжением «Повести о приключениях Артура Гордона Пима». Однако по духу текст Лавкрафта значительно ближе таинственным и энигматичным последним главам из антарктической истории По. Это как бы сходная вариация на единую тему о таинственном и ужасающем южном континенте, ранее воплощенная в книге великого бостонца, а теперь предложенная его верным последователем и почитателем из Провиденса. Лавкрафт явно планировал вызвать подобную реакцию у читателей, упомянув раньше и другие тексты По: «Эребус равномерно выпускал из своего чрева дым, и один из наших ассистентов, одаренный студент по фамилии Денфорт, обратил наше внимание, что на заснеженном склоне темнеет нечто, напоминающее лаву. Он также прибавил, что, по-видимому, именно эта гора, открытая в 1840 году, послужила источником вдохновения для По, который спустя семь лет написал:

Было сердце мое горячее,

Чем серы поток огневой,

Чем лавы поток огневой,

Бегущий с горы Эореи

Под ветра полярного вой,

Свергающийся с Эореи,

Под бури арктической вой.

Денфорт, большой любитель такого рода странной, эксцентрической литературы, мог говорить о По часами. Меня самого интересовал этот писатель, сделавший Антарктиду местом действия своего самого длинного произведения — волнующей и загадочной “Повести о приключениях Артура Гордона Пима”»[319].

Впрочем, уважение к труду предшественника не загипнотизировало Лавкрафта — он создал совершенно оригинальный, мощный и талантливый текст, один из лучших среди произведений географической фантастики, посвященных полярным областям Земли. (С.Т. Джоши ставит «Хребты Безумия» даже выше «Сияния извне», что, пожалуй, все-таки является полемическим преувеличением.)

Конечно, Лавкрафт с детства интересовался Антарктидой и даже создавал самодельные книжки о ее изучении. Но почему именно в начале 30-х гг. он самолично написал историю об изучении земель вокруг Южного полюса? Конечно, новую вспышку интереса к Антарктике, в конечном итоге заставившую фантаста засесть за сочинение «Хребтов Безумия», способна была вызвать информация о новейших полярных экспедициях Ричарда Бэрда в 1928–1930 гг. Однако С.Т. Джоши предполагает, что непосредственным толчком к написанию романа стал гнев Лавкрафта на рассказ некоей К.М. Руф, напечатанный в «Уиерд Тейлс» в ноябре 1930 г. Эта нудная история, получившая банальный заголовок «Миллион лет спустя», рассказывала о динозаврах, вылупившихся из яиц, долгие годы пролежавших в земле. Несмотря на тривиальность, текст привлек внимание читателей. Лавкрафт, всегда с раздражением реагировавший на то, как «портят» многообещающую тему, мог решиться написать фантастический текст со сходной посылкой.

В «Хребтах Безумия», относящихся к безусловно научно-фантастическим текстам писателя, в очередной раз высказывается идея о том, что представления о злобных или демонических силах — это лишь неправильная интерпретация воспоминаний об инопланетянах, преследовавших на Земле свои, непонятные и чуждые человечеству цели. Лавкрафт специально замечает о Старцах: «Более того, они-то и являлись создателями и властителями этой жизни, послужив прототипами для самых жутких древних мифов, именно на них робко намекают Пнакотические рукописи и “Некрономикон”